Красный вервольф

Паренек подхватил медяк, кивнул в ответ стандартное «данке», но в глазах его промелькнула злость. Видно не доплатил фашист, а может паренек на затрещину обиделся. А, может, и то, и другое. Мальчик для битья — так себе работка.

Я подошел к «цыганенку». На вид не больше двадцати. Поджарый, смуглый, непослушные вихры уже слишком отросли и лезут в глаза. Взгляд заискивающий, как и подобает «лакею». Но в глубине почти черных глаз — еле уловимая ненависть и холод.

— Привет, — я уселся на стул перед парнем.

Тот оглядел мои убитые кирзачи и поморщился, но тут же натянул на чумазое лицо дежурную улыбку и спросил со скрытой издевкой:

— Как чистить, дядь, будем? С воском?

— Моим чеботам воск не поможет, ты мне лучше скажи, где здесь часики продать можно по сходной цене. От бабушки достались.

— А мой какой интерес? — поняв, что клиента из меня не сделать, чернявый немного приуныл.

А малый не промах. Тот еще коммерсант. Ну не платить же ему рейхсмарками. Жирно будет, да и палево.

— Пока никакой, — прищурился я. — Но, если поможешь, в долгу не останусь.

— Гуляй дядя, много вас таких ходит, только никто еще Евдоксия ни добрым словом, ни рубликом не отблагодарил после обещаний пустых.

— Опа… Что же ты такой злой? Помочь не хочешь русскому человеку.

— А по мне, что русские, что… — Евдоксий осекся. — Все здесь одинаковые.

— А сам ты, стало быть другой, да? И не прислуживаешь новой власти?

— Да, другой. Грек я, дядя, а денежки приходится зарабатывать, чтобы с голодухи не пухнуть.

Я чуть наклонился и прошептал:

— Из тебя такой же грек, как вон из той бабки, что шалями вязанными торгует, артиллерист. Сдается мне, что тебя Рубин зовут, ну или Алмаз. Какие у вас там имена еще бывают кроме драгоценных камней, не помню…

Парнишка испуганно дернулся:

— Грек я. Самый настоящий. Батька мой в Крым до революции еще переехал, когда турки их с насиженных мест погнали. А я уже здесь родился. Не баламуть воду, дядя. Гуляй, говорю, и не занимай место, мне работать надо. — Он повернулся к проходящему мимо фрицу и крикнул еще одну заученную фразу на немецком. — Господин, не желаете сапоги почистить?

Но тот даже не обернулся, а я остался сидеть на правах клиента.

— Что-то очереди я к тебе не заметил, — усмехнулся я. — Ды, ты не кипишуй. Мне все равно кто ты, ромал или Ефросий.

— Евдоксий я, — фыркнул парнишка.

— Без разницы. Ты мне скажи, где скупщика найти, а я забуду, что твои предки коней воровали.

— Видишь того хмыря в шляпе? — цыган (а в том, что он цыган, я уже не сомневался) кивнул на щеголя с портфельчиком и в костюме из сукна в полоску. — Он местный спекулянт. К нему тебе надо.

— Спекулянт? А, как же власть на его делишки смотрит? Стоит как цапля на болте, за версту видать.

Парень понизил голос:

— Он с новой властью душа в душу. Если надо марки по курсу обменять, или дефицит какой достать, то к нему обращаются.

— Спасибо, Евдоксий, — улыбнулся я. — Вот так бы сразу и сказал, увидимся еще.

— Без нормальных сапог не приходи, — буркнул напоследок псевдогрек.

Я подошел к барыге и переключил режим с «пройдохи» на «лошка». С таким ухо надо востро держать. Если он с немчурой «вась-вась», то скорее всего стоит на агентурной связи с Абвером или СД.

— Извините, — я поправил очки и заискивающе улыбнулся, чуть ссутулившись для театральности образа. — Вы не знаете кому можно продать вот эти часы?

Выудил из кармана увесистые серебристого цвета часики на цепочке, которые отжал в лесу у Ганса.

Барыга взял часы, повертел в руках.

— Где украл?

— Что вы? — всплеснул я руками так сильно, что чуть очки не слетели. — Они мне от покойной бабушки достались. Но, вот нужда, знаете ли, заставляет их продавать.

В том, что часы старинные, я не сомневался. Уловил хищный блеск в глазах перекупщика. Да и выглядели они презентабельно.

— Сто рублей, — небрежно бросил барыга. — Так и быть, куплю их у тебя. Мои сломались намедни.

— Извините, но мне кажется это слишком маленькая цена, — я добавил в голос плаксивости. — Бабушка говорила, что они стоят как две коровы.

— Да на них царапина, — поморщился торгаш. — И вообще, может время неправильно показывают, врут, откуда мне знать.

То, что часы не врут, барыга сразу определил, лишь только прочитав название швейцарской фирмы на циферблате «Buren». Но я виду не подал, что просек его.

— Что вы? Нет там никакой царапины. И время они точно показывают. Минута в минуту. Извините, отдайте часы, я передумал их продавать.

— Двести рублей, — «сделал ставку» барыга, но опять не угадал.

После взаимных препираний мы сошлись на двух тысячах. Никогда не думал, что умею торговаться. Жизнь заставит, и не так расторгуешься.

Каждый остался доволен сделкой. У меня на кармане два штукаря деревянных (будет теперь на что снять угол, не засветив марки), а спекулянт радовался, что отхватил заветный раритет, ведь цена ему, судя по его довольной роже, гораздо выше.