Глаза Рубина азартно блестели. Он сжимал и разжимал правую руку, уже мысленно стискивая рукоять своего ножа и втыкая его в горло очередному фрицу. Это хорошо, что парень безоговорочно мне доверяет. Излагая свой план налета на застенки, сомнения я оставил при себе и озвучивать не стал. Так что звучало это как легкая увеселительная прогулка на десять минут — зашли и вышли, сущие пустяки.
Из плюсов — использовался в здании только подвал. Четыре верхних этажа были пустыми, в них еще пока только готовились заселить. Не в прямом смысле, обустраивают там все явно не под жилое. Но там явно будет еще какая-то контора. Во дворе стоит фургончик с эмблемой ТОДТ, а внутри и вокруг работники из местных горожан с унылым видом таскают мешки с песком и банки с краской.
Вообще ремонт города шел полным ходом. Пригодные к заселению здания ремонтировались, причем спешно так, с матерками и авралом. Явно скоро должна прибыть волна всяческих переселенцев. Они и так постоянно прибывали — белоэмигранты возвращались целыми обозами под предлогом, что наконец-то страну освободили от коммунистического гнета, значит можно вернуться из своих заграниц и начать возрождать прекрасную Россию будущего. Правда, местные жители не сказать, чтобы с распростертыми объятиями этих хлыщей принимали…
Я почесал в затылке и подвигал перед собой листы с планом. От перестановки ничего не поменялось. Ну что ж, придется работать как есть. В расчете на оружие, захваченное у противника, суматоху и тесноту помещений.
Из минусов — один вход. Полуподвальные окна уже заварили грубой железной решеткой. Так что выход тоже только один. Плана внутренних помещений у меня нет. Из плюсов — оно довольно небольшое, не заблудимся.
Опять же, из минусов — нет никаких данных о том, кого еще там держат, кроме Наташи. Нет расписания смен караулов, рядом нет увеселительных заведений для немцев, любой шум привлечет внимание…
Нда, зашкаливающее количество белых пятен.
— …за голенищем сапога! Можно же так, дядя Саша? — спросил Рубин, и я понял, что слишком глубоко задумался и не слушал, о чем он говорил.
— Подожди… — я потер виски, пытаясь ухватить за хвост ту мысль, которую обмозговывал. Про шум.
К нам домой пробраться после начала комендантского часа несложно, потому что стоящий по соседству бордельхаус здорово маскирует шаги. Можно как слон топать и даже через кусты ломиться, гогот и пивные песни фрицев все равно не перекроешь.
А вот этот самый дом на Плаунер… Слишком тихо вокруг. Слишком тихо.
В голове вспыхнула безумная идея. Я резко вскочил.
— Дядя Саша, что-то случилось? — встрепенулся Рубин.
— Сидите здесь, я скоро вернусь, — я шагнул к двери. — Да не волнуйтесь, я недалеко. С соседями поболтаю.
Злата и Рубин проводили меня тревожными взглядами. Но идею мою нужно было воплощать в реальность сразу. Возьмусь обдумывать, тут же сочиню десяток аргументов, почему она плохая. А у меня сейчас не то чтобы склад разнообразных идей.
Первым делом я заглянул на кухню. Вдруг троица моих мутных соседей спустилась чаю попить. Но нет, там я застал только самую пугливую из соседок. Видел ее всего пару раз, и каждый раз эта дамочка убегала, даже познакомиться не получилось. Когда я заглянул, она тоже дернулась. Если бы я остался и начал с ней разговаривать, то в окно бы, наверное, выпрыгнула.
Так, самую большую комнату занимает часовщик Лазарь Иванович — угловую на первом этаже. С большими окнами в две стороны. И примыкающая каморка тоже его. Именно через ее окно той ночью передавались загадочные коробки. А Степан квартирует на втором этаже, в противоположном конце коридора от Златы. Степан, ну-ну. На самом деле, его имя Стефан. А фамилия — Ковальски. И в Польше его разыскивают, чтобы предать справедливому суду за мошенничество. Что-то он там такого умудрился набедокурить, что поляки озверели и чуть ли не награду за его голову назначили. Правда, было это еще до начала войны, несколько лет назад.
Я остановился перед дверью часовщика. Дверь была обита толстым войлоком в три слоя. Или утепление, или звукоизоляция, или и то, и другое. Вежливо постучал в деревянный косяк. Подождал несколько секунд. Поднял руку, чтобы еще раз постучать. И в этот момент дверь распахнулась.
Седобородый Лазарь Иванович был одет в темно-бордовый халат и расшитые тапочки, вроде тех, которые подошли бы старику Хоттабычу. Шагов его я не услышал, потому что весь пол в его комнате был устлан толстым узорчатым ковром. На свободных стенах тоже висели ковры. Комната за его спиной отчасти была обставлена с цыганской роскошью — бархатный балдахин на витых столбах над кроватью, люстра с хрустальными висюльками, на спинку кресла-качалки накинута волчья шкура, на стенах — уютные бра из стеклянной мозаики. Но часть комнаты у окна была сюда как будто перенесена из какого-то другого места. Там стоял громоздкий стол-бюро без всяких завитушек и финтифлюшек. Настольная лампа на металлической ноге. Аскетичный стул с высокой спинкой. И стеллаж, на котором в идеальном порядке расставлены коробки и почему-то картонные папки. Как в канцелярии какой-нибудь.