— Отставить! — прервал его командир. — Берем только самое необходимое. Оружие, патроны, медикаменты и продукты. Остальное все бросить, — капитан обвел отеческим взглядом партизан и уже смягчившимся голосом добавил. — Я все понимаю, товарищи. Но времени, правда, нет. Если что, потом отправим расчёт за оставшимися вещичками. Если повезет. Все… Выполнять приказ.
Началась суматоха. Двух имевшихся лошаденок загрузили под завязку. На одной из телег разместили раненных. На второй ящики с боеприпасами. Продукты раскидали по вещмешкам и распределили между партизанами. Спешно выдвинулись, растянувшись цепочкой. Отошли буквально метров двести, как над головой раздался характерный гул.
— Воздух! Скорее!
Ба-бах! Бах! В той стороне, где остался лагерь, гремела канонада взрывов.
Лошади заржали и встали на дыбы. Одна бомба упала слишком далеко от лагеря и слишком близко к обозу, накрыв крайних партизан волной земли и осколков.
Стоны раненых, взрывы, команды командиров и крики бойцов все смешалось.
— Уходить надо в чащу! — заорал я. — Бросайте телеги! Они не пройдут.
Командир грозно на меня зыркнул, ведь я взял командование на себя, но поразмыслив секунду, согласился со мной и гаркнул:
— Берем оружие и в лес! — Оставьте лошадей. Раненых на себе понесем.
Я снова подхватил на руки Наташу, а к командиру подбежал Степан:
— Товарищ капитан, неможно лошаденок бросать! Рыжуху я еще жеребенком выхаживал. И ящики на телегах. Не унесем на руках.
— Ты приказ слышал? — вмешался Хайдаров. — Или под трибунал захотел?
— Товарищ капитан, — Степан не обращал внимание на особиста. — Дозвольте я с лошадьми останусь.
— Сгинешь, дурак! — буркнул командир.
— Не сгину. Я под елочками с телегами укроюсь, вон они какие густые, столетние. Авось пронесет, не заметит нас немец. Ведь это только авиация. Нету пехоты. Не успела бы она так быстро до нас дойти.
— Ладно… Действуй, — командир обнял красноармейца. — Удачи тебе, Степан.
Отряд укрылся в чаще и стал недоступен для авиации. Самолеты разбомбили лагерь, покружили еще над лесом и скрылись.
Все-таки я оказался прав. Диверсант сообщил по рации, и время зачистки перенесли на утро. Вот только батальон СС не успел до нас добраться. Это нас и спасло.
— Спасибо вам, товарищ капитан, — Слободский пожал мне руку, а хорек промолчал, недовольно отвернув морду. — Если бы не вы… Сравняли бы всех с землей бомбардировщики.
— Служу Советскому Союзу, — улыбнулся я и пожал в ответ крепкую руку, а затем многозначительно покосился на особиста. — Надеюсь, теперь вы мне доверяете?
— Как самому себе, — кивнул Слободский.
— С вашего позволения, я вас покину, у меня свое задание, так сказать, еще не выполнено. Куда вы сейчас?
— Командир развернул на траве карту и ткнул карандашом. — Вот здесь болота. Фриц туда не сунется. Но мои люди знают «фарватер». Там дальше ложбина есть. Это наша резервная точка для разбития запасного лагеря. Я ее еще месяц назад присмотрел.
— Месяц назад? — нахмурился я.
— Да ты, не беспокойся, капитан. Пока о ней знаем только ты и я. Никому не рассказывал.
— Добро, — пожал я еще раз на прощание руку командира. — Просьба у меня есть. Личная. Пригляди за Наташей, товарищ Слободский. Выходи ее… И как очнется, попрощайся за меня. Не буду ее беспокоить. А мне пора.
— Не боись, капитан, — хитро улыбнулся Слободский. — На ноги поставим, будет как новенькая. Еще вернешься и лично поцелуешь. Нам тоже без нее никак. Единственный снайпер в отряде.
— Лежи уже, набегался! — прикрикнул на меня Кузьма, и я послушно снова натянул на себя одеяло. — Сам же сказал, что выходные у тебя, значит сегодня никто не хватится. У меня переночуешь, как раз и одежа твоя высохнет. А завтра я тебя после обхода до города на лоханке подвезу.
— Твоя правда, Михалыч, — сказал я, выдохнул и коснулся тугой повязки на плече. А здорово он меня подлатал. Думал, по дороге кончусь, пока до сторожки его дополз. Хорошо, что в воспаленном мозгу хватило разума к нему пойти, а не соваться сразу в город. Там бы меня и взяли под белы рученьки — грязного и в кровище.
Я посмотрел, как Кузьма старательно отстирывает в тазу кровь с моей гимнастерки. Рубаха уже сушилась на веревке, протянутой поперек комнаты. От «обезболивающей» порции самогона в голове шумело. В ушах все еще стоял грохот разрывающихся снарядов.
Но сейчас снаружи было тихо. Чирикали птички, в траве звенели всякие насекомые. На примусе булькала, распространяя ароматный запах особенно лечебная похлебка, какой-то секретный семейный рецепт Кузьмы. Не знаю уж, что там за тайный ингредиент он добавил в картошку с мясом, сдобренные щедрой порцией дикого лука и чеснока. Но пахло невероятно вкусно, в желудке от одного только запаха случилась революция с канонадой на Петропавловской крепости.
— Вот, теперь как новенькая стала! — сказал Кузьма и повесил выстиранную гимнастерку рядом с рубахой. — Фу, проветрить надо, а то карболкой воняет…
Он распахнул дверь, впуская внутрь свежий воздух. Удушающе-приторный запах его домашней дезинфекции начал выветриваться.