Красный ветер

— Гм… Ты спрашиваешь, испытываю ли я волнение? По правде сказать, не пойму. Что-то там внутри меня происходит, а волнение это или нет — не знаю. Будто во мне — пружина, закрученная до отказа, и стоит ее даже случайно задеть, как произойдет взрыв. Вот смотрю на всю эту красоту, а сам думаю о том, что в любую минуту фашисты могут ее уничтожить, уничтожить все, понимаешь, и от ненависти к ним у меня темнеет в глазах. Ты правду сказал Игореву: тогда, в вагоне, когда те двое хотели тебя увести, я действительно готов был придушить их обоих. Как сдержался — и сам не могу объяснить. А сейчас мечтаю только об одном: скорее бы в машину — и драться!

«Вот он, оказывается, какой этот человек, — слушая Дубровина, думал Андрей. — Совсем не похож на того угрюмого, мрачного, замкнувшегося в себе коммерсанта, из которого трудно было выдавить и слово. Пружина в нем действительно сжата до отказа, и когда она начнет раскручиваться — ее уже не удержать…»

Поезд остановился. И не успели Андрей и Дубровин сойти на перрон, как к ним подошел человек в «моно» — синем холщовом комбинезоне с молниями и с маузером на ремне. У него были черные и влажные, точно спелые маслины, глаза, смуглое красивое лицо, на котором легко читались все его чувства: он, наверное, был несказанно горд выпавшей на его долю честью встретить на испанской земле советских летчиков.

— Салуд, камарада! — приветствовал он громко. — Буэнос диас! [7]Я — Хосе Льорка. Идем, там ждет нас машина. Пронто!

Однако им не удалось сделать и шагу. Десятки мужчин, женщин обступили их тесным кругом.

— Вива русио! — кричали они. — Вива камарада совьетико!

Старый испанец, с пышными усами запорожца, держа в руках поррон — глиняный сосуд с одним длинным и одним коротким носом, — протиснулся сквозь толпу и Протянул поррон Андрею:

— Муй бьен, вино, камарада! — и заговорил быстро-быстро. Андрей улавливал лишь смысл отдельных слов. Выходило, что в этом вине — все солнце Испании, что в нем — и запах оливковых рощ, и дыхание моря, и терпкий настой горного ветра. Он говорил, а толпа шумно подтверждала правильность его слов: «Это правда! Это так!»

Андрей знал назначение поррона, но ему еще никогда не приходилось пить из подобных сосудов. Все искусство заключалось в том, чтобы, держа поррон на расстоянии от лица, направить тугую струю вина прямо в рот.

Вначале у него ничего не получалось — он сразу же залил вином рубашку, поперхнулся и закашлялся. Это вызвало громкий, веселый смех. И тут же десятки рук потянулись к поррону:

«Дай, отец, я покажу, как это делается!»

Но Андрей уже кое-как приспособился, сделал несколько глотков и передал сосуд Дубровину. А Денисову теперь протягивали ломтик бакалао — сушеной трески — обычной еды бедняков, для которых мясо не всегда по карману.

— Угощайся, камарада русио, ешь на здоровье!

И вдруг сразу все стихло; люди, прислушиваясь, начали всматриваться в небо, но никто, ни один человек, не сдвинулся с места. Андрей подумал, что вот так люди всегда прислушиваются к приближающейся грозе: где-то, еще в дальней дали, небо слегка порозовеет от молнии, еле слышно, скрадываемое расстоянием, проворчит эхо грома, а в душу человека уже вползает тревога.

Хосе Льорка уцепился за руку Андрея, стал тащить его в сторону;

— Пронто, камарада! Они сейчас появятся, эти сволочи, я знаю. И они знают. — Он показал на притихших людей и закричал на них во весь голос: — Чего вы стоите? Чего вы сгрудились, как стадо овец? Хотите, чтобы на этом месте образовалась куча мяса?

Первыми, подхватив на руки детишек, бросились в стороны женщины. Метались, не зная, куда бежать, наталкивались друг на друга, кричали истошными голосами, будто на них уже накатывался с моря страшный вал, грозивший смести все живое.

И Андрей тоже закричал:

— Бегите подальше от станции!

Рядом с ним стояла девчушка лет пяти-шести и глазами, в которых, кроме веселого любопытства, ничего не было — ни страха, ни тревоги, — смотрела на Андрея, нараспев говорила:

— Ты — русио совьетико… Ты — русио совьетико…

— Где твоя мама? — спросил Андрей.

Она махнула рукой в неопределенном направлении:

— Там… А ты — русио совьетико…

Он поднял ее, посадил к себе на плечо и побежал вслед за Хосе Льоркой и Дубровиным, который тащил за руку босоногого мальчишку.