Красный ветер

— Ладно, — сказал Эскуэро. — Все в порядке. — Потер горевшую от оплеухи щеку и добавил: — Молодец.

Теперь они снова сидели рядом, Эскуэро с жадностью голодного человека уплетал принесенное Линой и рассказывал ей обо всем, что случилось с ним с тех пор, как Буилья угнал его суденышко. И когда произносил это ненавистное ему имя, то вдруг замирал и, не донеся куска хлеба до рта, смотрел в пустоту с такой злобой, будто и вправду видел там скупщика рыбы.

— Ты ешь, ешь, — поглаживая его по плечу, говорила Лина. — Дело не в Буилье. Пауки — они и есть пауки… Плетут, плетут свою паутину, всех людей хотят ею опутать. Давить их надо, этих пауков. Не раздавим — высосут из нас кровь до последней капли.

— Кто ж их раздавит? — покачал головой Эскуэро и невесело усмехнулся: — Я, ты?

— И я, и ты! Думаешь, таких, как мы с тобой, мало? Там, — махнула рукой в неопределенном направлении, — такие, как мы с тобой, уже схватились с ними. Сама слышала, пьяные летчики орали: «Эти красные фанатики зубами вцепились в Мадрид, костьми ложатся, но не отходят ни на дюйм…»

Эскуэро слушал Лину и все больше проникался к ней уважением. Черт возьми, а он-то думал, будто все женщины похожи друг на друга и горазды только строить глазки да заманивать дураков мужчин в силки. Попадешься — и конец тебе. Пока не вытрясут последние песеты — ты хорош, а потом — под каблук! И не пикни! Нагляделся на них Эскуэро, повидал в свое время… Но Лина…

Солдат-часовой просунул голову в двери, предупредил:

— Пожалуй, довольно вам. А то и сам я в склеп попаду…

5

Выслушав рассказ Лины, Эмилио Прадос сказал:

— Не сомневаюсь, что на этого человека можно положиться… Вот если бы только удалось…

— Привести Эскуэро к нам? — спросила Лина.

— Да. Но согласится ли он?

— А почему нет? Я скажу, что приглашаю его пообедать.

— А комендант? — заметил Денисио. — Не проследит ли он за баском?

— Эскуэро улизнет от него без особого труда, — ответила Лина.

…Баск явился в конце следующего дня. Лина встретила его во дворе и заранее предупредила:

— Мы с Мигелем не одни, Эскуэро. У нас гости, хорошие наши друзья. Бояться тебе этих людей нечего.

— Они из вашей деревни? — спросил Эскуэро.

— Нет. Они издалека. Но ты не бойся, слышишь?

Эскуэро засмеялся:

— Когда-то я боялся колдунов. В детстве. С тех пор прошло много времени…

Накануне Лина умудрилась принести из столовой кое-что из еды и, хотя это была не ахти какая снедь, сумела по-праздничному накрыть стол. Мигель, ввиду особого случая, достал из подвала бутыль прошлогоднего вина и банку консервированных оливок. Белая скатерть, старинные, с затейливыми узорами, фужеры, подаренные Лине крестной матерью в день свадьбы, до блеска начищенные ножи и вилки — все это создавало торжественный вид, будто здесь должны были принять именитого гостя.

Даже старик Матео подстриг бороду и выглядел намного помолодевшим — он, точно не зная, что замышляет Эмилио Прадос и Денисио, был уверен, что приглашение в дом солдата, работающего на аэродрома у фашистов, связано с немаловажным событием.

Они все — Денисио, Прадос, Мигель, Росита и Матео — уже сидели за накрытым столом, когда Лина ввела Эскуэро. Баск лишь на секунду-другую задержался у двери, но потом решительно шагнул на середину комнаты и, поочередно оглядев незнакомых людей, сказал:

— Здравствуйте.

У него был цепкий взгляд, и, хотя его глаза ни на ком долго не задержались, он как бы ощупал каждого из сидевших за столом, прикидывая, кто есть кто. Однако Денисио заметил, что на него и Прадоса он посмотрел особенно внимательно. Может быть, в эту минуту в нем и шевельнулось какое-то подозрение или, вернее, сомнение.

Денисио, а вслед за ним и Прадос встали из-за стола, подошли к баску и по-дружески крепко пожали ему руку. А Мигель сказал:

— Садись с нами, Эскуэро. Садись и будь как дома.

Тот сел между Прадосом и Денисио, Мигель налил ему вина, Лина поставила перед ним тарелку и положила на нее кусочек поджаренного мяса, сыр и оливки.

Денисио предложил:

— Выпьем за Испанию. И за наш честный, мужественный народ…

Он так и сказал: наш. Он действительно чувствовал себя в кругу этих людей своим человеком, ему теперь часто казалось, будто невидимые нити настолько прочно связали его с ними, что никакая сила эти нити разорвать не в состоянии.

Правда, с каждым днем Денисио все чаще и чаще вспоминал свою Родину, тоска по ней все острее входила в его сердце, порой же он начинал испытывать такое ощущение, точно здесь, в далекой от России Испании, все ему так же близко и дорого, как и там, откуда он приехал: и люди, и земля, и реки, и небо — то пронзительно синее, то сплошь затянутое тучами, сквозь которые неделями не проглядывает солнце.

— Да, и за наш честный, мужественный народ, — повторил Денисио и посмотрел на Эскуэро: — Давай, друг.

Эскуэро кивнул:

— Давайте.

Выпил, закурил сигарету и неожиданно спросил:

— О чем будем говорить? Что будем решать?

Эмилио Прадос улыбнулся:

— Разве обязательно надо что-то решать? А если посидеть просто так, о том о сем поговорить?