Красный ветер

Ну вот, больше ей ничего и не надо. От улыбки Эмилио сразу стало светлее, точно небо вдруг прояснилось и нет на нем больше ни одной тучи, Матео продолжает ворчать («…Где это видано, чтобы человек отдавал своего мула в чужие руки?»), но в голосе его уже нет ни зла, ни раздражения. Росита, не раз украдкой наблюдая за стариком, видела, что Матео всей душой привязался и к Эмилио, и к Денисио. И ворчит он сейчас потому, что тревога за них не покидает его ни на минуту. Вот он поднялся, вышел во двор, но вскоре вернулся и сказал:

— Пожалуй, пора. — Запустил руки в оба кармана брюк, извлек две самодельные гранаты, положил их на стол перед Мигелем. — Возьми. Всю дорогу носил с собой, теперь отдаю их тебе. Может, пригодятся.

Мигель обрадовался:

— Спасибо тебе, Матео. Лучшего подарка нельзя и придумать.

2

В десяти-пятнадцати метрах от дороги, тянувшейся вдоль речки Тахуньи, — два ряда переплетенной колючей проволоки, отгораживающей аэродром от внешнего мира. А в самом конце — ворота, где, по словам Лины и Мигеля, день и ночь дежурили часовые. Дорога раскисла до того, что ноги мула утопали по щиколотки. Слева и справа — настоящая топь, и лишь там, за проволокой, на взлетно-посадочной полосе, поле покрыто дерном, корни густой луговой травы, переплетясь несметным количеством узловатых нитей, сделали землю упругой.

Они шли цепочкой: впереди, ведя своего мула, шлепал по грязи Мигель, потом, с хворостиной в руках, — Росита, дальше — Денисио, и замыкал шествие Эмилио Прадос. На Прадосе и Денисио старые крестьянские одежды, лица летчиков заросли бородами, точь-в-точь как у спустившихся с гор иберийских пастухов.

Мигель вдруг остановился, прислушался, всмотрелся в темноту, затем тихо сказал:

— Уже недалеко… Давай, Росита…

Вначале почти совсем неслышно, но потом все громче Росита начала напевать испанскую песенку. Хриплым, простуженным голосом Мигель подхватывал последние слова и, обращаясь к мулу, восклицал: «А ты чего не поешь, осел?!»

— Стой!

Солдаты — их было двое — с карабинами в руках выросли точно из-под земли, притом так внезапно, что даже с минуты на минуту поджидавший их появления Мигель на миг растерялся и слова песни застряли у него в горле. А Росита продолжала напевать:

А он целует ее все крепче,
Красивый парень с гор Гвадаррамы…

— Ого! — Маленького росточка солдат направил на Роситу тусклый луч карманного фонарика и снова воскликнул: — Ого! Ты погляди на эту куколку, Пепе! Да она вроде как хватила из полного поррона…

Росита засмеялась:

— А ты, небось, тоже хватил бы, да никто не угощает, верно?

Мигель сказал:

— Не обижайся на нее, солдат. У моей сестрицы сегодня именины. Веселая она сегодня. И все мы немножко веселые, потому как праздник.

— «А он целует ее все крепче…» — напевала Росита. Она вытащила из перекинутой через спину мула сумки неполную бутыль вина, подошла, слегка шатнувшись, к солдату, сказала: — Выпей за мое здоровье, солдат. Ты, видно, славный человек. Не то что господин комендант, который приказывает возить на кухню дрова в такую непогодь… И ты подходи, сеньор Пепе. Так, кажется, тебя зовут?

— Пепе я и есть, — ответил тот. — Не выпить за здоровье такой красавицы — сущий грех. Никакие святые не простят такого греха. Правильно я говорю, Мауро?

Маленький солдат засмеялся:

— Лишь бы господин комендант простил. Давай бутыль, гуапа, без стаканчика мы обойдемся… На-ка, подержи мою пукалку, Пепе…

Он взял в руки бутыль и из горлышка, словно из поррона, направил струю вина в широко открытый рот. Пепе воскликнул:

— Имей совесть, Мауро, бутыль не бездонная!

Подошли Денисио и Эмилио Прадос. Мауро, с неохотой передав своему товарищу бутыль, спросил у Прадоса:

— Может, и у вас найдется немного жидкости?

За Эмилио ответила Росита:

— Отвезем на кухню дрова, и тогда мой муженек притащит вам угощение. А сейчас нам надо торопиться… Пей, сеньор Пепе, пей за здоровье именинницы… — И опять пропела:

Тот смуглый парень с гор Гвадаррамы
Взял в жены девушку из Севильи.

Росита хлестнула Урбана хворостиной и крикнула:

— Пошел, пошел, лентяй, если не хочешь, чтобы господин комендант содрал с тебя шкуру. — И, рассмеявшись, добавила. — А заодно с твоей хозяйки. Адьос, сеньор Пепе! До свиданья, сеньор Мауро!

Эмилио Прадос о облегчением вздохнул. Он приблизился к Росите и пошел рядом, взяв ее руку в свою. Росита засмеялась:

— У меня чуть не выскочили из головы слова песенки. Особенно, когда этот солдат-коротышка зажег фонарь.

Смех ее был неестественный — Росита как будто выталкивала из себя чужие звуки, смех не давал ей полного облегчения. И говорить, наверное, ей хотелось совсем о другом. Может быть, о пережитом страхе. Или о том, как она сумела его побороть.

— Ты молодец, Росита, — Прадос сжал ее руку и повторил. — Ты молодец, Росита. Правду сказать, я очень за тебя боялся.