– Кроме тебя?
– Я узнал только сейчас, – Баргузин вздрогнул, заново переживая неприятные ощущения от мысленного контакта с разумными соплями. Зябко повёл плечами. – Благой Вестник даёт пиктам магию, забирая взамен половину вытягиваемой из жертв энергии. Ну и глорхийцев, охраняющих убежище, тоже кушает потихоньку.
– Урод.
– Вот именно, – кивнул профессор. – Поэтому они такие квёлые были.
– А тебя?
– Меня? Против любого роденийца кишка тонка, и если бы сам не полез… Даже среди пиктийцев рождаются те, кто способен закрыться от этой пиявки – так называемые «лишённые дара». Правда, и живут недолго.
– Но колдуны с нашими пленными… и мирными жителями.
– Они инструмент. Нож для вскрытия устриц. Топор дровосека.
– Тоже суки, – согласился Матвей и опять приложился к бузе, после определённой дозы оказавшейся не такой уж поганой на вкус. – Тварь нужно убить. Хотя бы этот кусок. Чего она боится?
– Ты же выяснил.
– Ага, выяснил. Но мы же не в сказке, где герой плевком сшибает с небес дракона, одновременно тиская грудастую блондинку. Или блондина, как предпочитают энейцы. Посмотрим на ситуацию трезво! – Барабаш икнул и отправился на поиски следующего бурдюка. – Это как укусы блох – неприятно, но не смертельно. Тут думать нужно!
В караулке буза не отыскалась – то ли кагуловы глорхи её уже выпили, то ли спрятали… Спрятали? Точно! И единственное место, где она останется в сохранности, – это подножие алтаря Благого Вестника. Живые сопли всякую дрянь употреблять не станут и другим не дадут. Хитрые глорхи! Ик…
– Ты куда? – окликнул профессор.
– Сейчас вернусь.
Почему же так качается пол? И стены немного того. Колдуют, сволочи. Мёртвые, но колдуют. А бузу спрятали! Не на ступеньках ли? Странно, там нет. Но должна быть!
– Эй, сопля, отдай бурдюк! Чего молчишь, когда человек спрашивает? Хочешь в одну харю заглотить после нашего ухода? И вообще… ты меня уважаешь?
Щупальца зашевелились, образуя подобие установленной на ребро тарелки, направленной Матвею в лицо. Младший сотник плюнул, но промахнулся.
– Закуску требуешь, гнида подземная?
Явившийся на шум профессор с беспокойством крикнул:
– Близко не подходи!
– Да? – Матвей обернулся и, хитро прищурившись, погрозил пальцем. – Защищаешь? Это твой друг? Тогда я его угощу!
Ступеньки, ведущие вверх, тоже качаются. Мёртвые глорхи колдуют, сволочи! И завязки на штанах затянули злокозненной магией. Но ничего, настоящий роденийский воин справится с любыми трудностями! Ага, распутался кагулов узел… Ух, облегчение-то какое! А всё проклятая буза!
Еремей с изумлением наблюдал, как под струёй мотающегося из стороны в сторону Барабаша начала съёживаться и дымиться частичка Благого Вестника. Потом почернела, запульсировала, готовясь… готовясь… взорваться? И дикий визг, не слышимый ухом, но проникающий в мозг.
– Бежим, твою мать!
Выбрались! И всё-таки они выбрались!
Михась перевязывал рассечённую голову старшего сотника Медведика обрывками собственной рубахи. А тот раскачивался, мешая работе, и задавал один и тот же вопрос:
– Куда делся город, Миха?
– Взорвался, – привычный ответ лишённым эмоций голосом. Слишком много впечатлений за последнее время, чтобы эти эмоции проявлялись. – Бабах. И всё.
– Но как?
– Да нам без разницы.
– А профессор с Матвеем?
– Два дня прошло – чудес не бывает.
– Ты думаешь?..
– Погибли? Это вряд ли, у профессора же не магия, а наука.
– И что?
– На чудеса не рассчитывает, просто остаётся в живых и возвращается. Всегда.
– Хорошая привычка. Надеюсь, что он и сейчас ей не изменит.
– Это же профессор!
Глава 20
– Обратная амбаркация, друг мой Вольдемар, вещь настолько интимная, что современной военной наукой почти не изучается. Постыдный процесс, так сказать. Нечто между отправлением естественных надобностей и исполнением супружеского долга. Да, согласен, вроде бы все это делают, но обсуждать вслух сию потребность не принято за полным её неприличием.
Профессор Баргузин говорил убеждённо, восполняя недостаток доказательств энергичными жестами, и зажатая в руке баранья мотолыга с капающим соком вполне заменяла указку университетского преподавателя. Ещё бы сбрить двухнедельную щетину и немного отмыть… хоть прямо сейчас обратно за кафедру.
Но это потом, после победы, а пока Еремей придерживался теории о том, что лучшим украшением героев являются их подвиги, но никак не внешний вид. Насекомые по белью не ползают, и хорошо. Лишь бы оружие содержалось в порядке и исправности.
– Да какая же в отступлении интимность?
Старший сотник Медведик тоже выглядел сущим разбойником. Собственно, с точки зрения пиктийцев, безуспешно пытающихся поймать безобразничающий в тылах отряд, остатки роденийского десанта таковыми и являются. Все двадцать четыре человека, уцелевшие после высадки под Эдингташем. Под бывшим Эдингташем, если говорить честно.
Профессор, один из предполагаемых виновников уничтожения города, на вопрос Вольдемара ответил коротким смешком и пояснением:
– Обратная амбаркация означает полную неудачу планов, а они не предусматривают поспешный драп.
– Мы не драпали. Мы вообще не спешили.