Ун закинул мешок за спину, чуть поморщившись от тупого удара, пришедшегося в лопатку, и, едва заметно прихрамывая, не спеша побрел через суетящийся лагерь. Солдаты, все при оружии, вперемешку с незнакомыми адъютантами и служащими пограничной крепости, слишком разодетыми для этого места и непривычно многочисленными, носились туда-сюда, будто эта беготня должна была определить все дело. Но оно и к лучшему, посреди такого урагана было проще потеряться, а Ун сейчас предпочел бы именно это. Он хотел побыстрее покончить с делами и отдохнуть, а не выслушивать приветствия всех знакомых, обрадованных или удивленных его возвращением.
Для Текки поставили небольшую офицерскую палатку чуть в стороне от разгрузочных ворот. Света внутри не было. Может быть, она уже ушла в свой лес? «Нет, она никогда никуда не уйдет». Предупреждать о себе Ун не стал, откинул входной клапан и, пригнувшись, прошел в душный сумрак.
Ведьма сидела прямо на голой земле, рядом едва-едва тлели камни тепловики, перемешанные с горе-мхом. Треугольные белесые осколки раскинулись перед ней в очередном случайном узоре. Неужели она пыталась разгадывать их даже в полной темноте? Ун усмехнулся, но не смог не признать, что от привычности этой картины на душе становится, что ли, теплее.
С минуту они молчали. Наконец Текка подняла голову. Очень уж опечаленной, да и вообще опечаленной, она не выглядела. Впрочем Ун сомневался, что что-то на свете могло ее по-настоящему опечалить.
– Он не послушался Повелителя, – сказала Текка холодно. – Ему полагалось вернуться домой.
– Ты знаешь, я в богов не верю, и в твоего тоже, – ответил Ун и протянул ей мешок, – это благодарность за нож. Хочешь заспиртуй в банке, хочешь, передари своему Повелителю. Мне все равно.
Ведьма медленно встала, плавным жестом отбросила длинные спутанные пряди с плеч, посмотрела на мешок с легким недоверием, но приняла его, затем открыла, заглянула внутрь, чуть щурясь, и поворачиваясь к лунному свету, едва-едва сочившемуся через прозрачное окно в крыше палатки.
Ун был готов поймать мешок, но она лишь выпрямилась и посмотрела на него со смесью почти детского восторга и удивления, тут же попыталась их скрыть, но не очень-то умело.
– Это всего лишь звериная голова, – отмахнулся Ун, – не рука норна, конечно. В следующий раз я добуду тебе что-нибудь получше. Обещаю.
Не успел Ун выйти из палатки, протирая губы, как на него снова налетел нетерпеливый капитан.
– Господин майор немедленно требует вас к себе!
Под свой личный штаб майор Виц занял палатку счетоводов, стоявшую почти в самом сердце лагеря. Офицер сидел за угловым складным столиком, прямо под одной из тусклых подвесных ламп, он что-то писал и не прекратил своего занятия, даже когда Ун докладывал о своем возвращении, и только небрежно указал на стул напротив.
– Нас всех ждут очень непростые времена, – сказал он, когда Ун сел, потирая правое колено, – очень непростые. Мне надо узнать, что случилось, во всех подробностях. Капитан, оставь нас.
Капитан, похоже, лучше других предчувствовавший «непростые времена», не стал задавать вопросов и вышел на негнущихся ногах. Майор Виц достал портсигар, взял одну сигарету, предложил и Уну, но, получив отказ, только пожал плечами, спрятал обратно в карман, а потом чиркнул спичкой, и палатку начал заполнять беловатый острый дым самого обыкновенного табачного листа.
Ун ждал, присматриваясь к своему старому знакомому, который тем временем присматривался к нему, и не знал, что должен чувствовать. Обиду? Злость? Досаду? Нет, ничего этого после охоты не осталось. Если что и было, так только понимание, странное, почти родственное. Словно они двое владели каким-то общим тайным знанием, недоступным другим.
Майор сделал короткую затяжку, бросил на него еще один внимательный взгляд, хмыкнул, наклонился, достал из-под стола графин, полный чего-то золотисто-красного, поставил рядом со своими бумагами две кружки и наполнил их, не пролив ни капли. К сигаретному духу привязался слабый запах кисловатого вина.
– Давай-ка выпьем от треволнений. А потом ты мне все расскажешь.
Ун не хотел улыбаться, но губы против воли растянулись в усмешке. Неужели он выглядел так погано, что майор решил – без вина тут не справиться? Текка вот не заметила в нем ничего такого. Хотя ее суждениям и пониманию нормального нельзя было доверять. Ун не стал упираться, сделал пару глотков, не заметив ни вкуса, ни крепости, и потом рассказал все, и даже то, о чем не стал писать в отчете, оставленном на трупе господина Кел-шина.
Майор не перебивал, не просил ничего уточнить, как будто вообще не слушал, завороженный огоньком на конце медленно истлевавшей сигареты.
– Вот и все, – подытожил Ун и осушил стакан до дна.
Майор запрокинул голову, глаза его забегали, словно пытались прочитать что-то в остатках дыма, кружащего вокруг лампы.
– Какую странную историю они придумали. Достаточно необычный повод для нападения. И значит, от письма с их требованиями ничего не осталось? – спросил он.
– Ничего, – сказал Ун, помолчав.
– А господин Кел-шин сломал шею.
Ун медленно кивнул.
– При падении?