Красный замок

И вдруг, когда я уверовала, что нашла устойчивый ритм движения, веревка неожиданно дернула меня за талию и оторвала от стены. Я закачалась в пустоте, будто вырванная из реальности невидимым демоном. Затем меня подхватили сильные руки и подняли вверх. Теперь я сидела на подоконнике открытого окна, и неподвижный камень подо мной казался зыбучими песками, а голова кружилась так, что мне пришлось вцепиться в Годфри, пока он втягивал меня в окно.

Внутри я прислонилась к каменной стене, точно такой же, как та, вдоль которой мы только что ползли, и попыталась унять дрожь в руках и слабость в коленях. Адвокат деликатно освободил меня от каната, как нянечка распеленывает ребенка.

Затем они с Брэмом принялись возиться у окна с канатом и, когда я наконец собралась с силами, объяснили мне, что отпустили веревку, чтобы та свисала из окна нашей комнаты.

– Если наше отсутствие обнаружится, – произнес Годфри, – они подумают, что мы слезли прямо вниз, чтобы убежать из замка.

– А можно было так сделать?

Брэм покачал головой:

– Веревка слишком короткая. Если бы мы спрыгнули, наверняка разбились бы. Пусть они думают, что наши тела лежат внизу на скалах, – добавил он с энтузиазмом сочинителя мрачных историй. – Это даст нам выигрыш во времени, чтобы исследовать нижние уровни, которые, как полагает Годфри, могут привести к выходу.

Я не стала говорить им, что мне хватило нижних уровней в катакомбах Парижа.

В рукавах у меня были спрятаны свечи от брошенного Медведем канделябра, и я кое-как выудила три штуки из своего запаса через тугие манжеты.

Годфри зажег свечи серными спичками, и мы пустились в путь через просторный неосвещенный зал, ведомые их маленькими светлячками. Каждый шаг по каменному полу, не застеленному коврами, как бы тихо мы ни ступали, отзывался легким эхом, со стороны напоминающим шуршание гигантской змеи.

Мы проследовали через две огромные двери – к счастью, распахнутые, так что не пришлось беспокоиться о скрипе петель, – и оказались в темном туннеле коридора. Там по-прежнему не было слышно ни звука, кроме наших шагов, шелеста одежды и дыхания. Я никогда не чувствовала себя таким ничтожным насекомым и начала совсем по-другому оценивать смелость, которая, без сомнения, требовалась букашкам для проникновения в гигантские жилища людей ради крошки хлеба.

– Лестница, – прошептал Годфри, оборачиваясь к нам.

Мы столпились у ближайшей стены и попытались осветить ведущие вниз ступени, затем двинулись друг за другом, держась одной рукой за камни, которые с каждым шагом становились все более скользкими. Я только и ждала, что спуск вот-вот закончится и под ногами окажется ровный пол. Однако лестница тянулась и тянулась. Тишина стала такой густой, что сама превратилась в своеобразный звук – поток пустоты наподобие невидимого ветра.

Я возблагодарила Бога, что на дворе весна и Хеллоуин с его призраками остался позади, но затем вспомнила про другой языческий праздник, день летнего солнцестояния. Не приближается ли он? На ум мне приходили только майские шесты. А еще крысы и мыши. Привидения. Мыши и крысы, обнявшись с привидениями, танцуют вокруг шеста, на острие которого насажена чья-то отрезанная голова… Я в ужасе зажмурилась, чтобы прогнать видение.

Когда я открыла глаза, то увидела только темные силуэты моих спутников, подсвеченные слабыми огоньками свечей. И вдруг поняла, что к шуму крови и дыхания, создаваемому моим собственным телом, прибавился еле ощутимый, но совершенно реальный звук, довольно ритмичный.

Море? Но здесь нет моря. Подземное озеро? Ветер снаружи врывается в глубокий туннель?

Мои товарищи тоже обратили внимание на слабый гул. Я увидела бледное лицо Годфри, искаженное дрожащим светом, – адвокат обернулся ко мне.

– Жди здесь, Нелл. Мы с Брэмом разведаем, что внизу. Один из нас вернется и помашет свечой, если путь свободен.

Ирен ни за что не осталась бы стоять, точно забытый багаж, в темноте посреди лестницы. Но я не решалась повысить голос, вступив в спор, и тем выдать наше присутствие. Пока меня терзали сомнения, мужчины удалились. Тьма поглотила и свет их свечей, и шорох их шагов, в одно мгновение превратив попытку следовать за ними в нелегкое и опасное дело.

В горьком разочаровании я прижалась к стене, все еще взвешивая «за» и «против», но уже понимая, что возможность упущена. Уж слишком я легко следую мужским командам, подумалось мне. Мой отец-священник был добрейшим человеком на земле, но как церковный авторитет ожидал подчинения. В отличие от Ирен и Пинк, нашедших себя в отрицании мужского главенства даже перед лицом денег и власти, я, будто шропширская овца, послушно шла в загон. Мне пришлось отдать Годфри свое единственное оружие, шляпную булавку, и теперь я вооружена только огарками свечей, которые к тому же невозможно быстро извлечь из рукава.