Красный замок

Однако достопримечательности, которые представляют интерес для иностранной журналистки, жаждущей достаточно сенсационных материалов, чтобы телеграфировать в Америку, встречаются реже. Я уже исследовала недра парижского морга, несколько подвалов, одну или две сети катакомб, видела результат насильственной смерти и свела знакомство с неистовством толпы, из-за которого некогда кровь аристократов окрасила мостовые Парижа в рубиново-алый цвет.

На фоне такой экзотики поход в парижский госпиталь – занятие столь скучное, что и рассказывать нечего, но мне было крайне любопытно посмотреть, чем лечебница в Париже отличается от подобных учреждений на моей родной земле. И конечно, мне безумно хотелось увидеть женщину с отрезанной грудью.

Теперь наконец я встречусь с непосредственной участницей, уцелевшей среди немыслимых событий, которые случились в потайной пещере глубоко под землей, непосредственно под электрическими огнями, извергающимися фонтанами и ногами тысяч прогуливающихся по Всемирной выставке посетителей.

– Думаешь, эта женщина помнит о произошедшем достаточно, чтобы дать показания? – спросила я Ирен, пока мы готовились к выходу из номера отеля, а на улице сгущались сумерки. – И на каком языке она говорит? Полиция Парижа уже допрашивала ее? Почему они разрешают нам навестить ее?

В первую очередь она ответила на мой последний вопрос:

– Они не разрешают «нам» ее навестить. Они позволили прийти мне.

При желании она умела подпустить ледяного педантизма в стиле Шерлока Холмса, хоть и не была англичанкой!

Примадонна продолжила крепить шляпку поверх высокой прически с помощью трех огромных стальных булавок с черными бусинами на конце. Шпильки исчезали в локонах, подобно мечу в ножнах; видны были только их эфесы, сверкающие поверх волос. Во многом эти булавки напоминали мне свою хозяйку.

Ирен продолжила отвечать на мои вопросы:

– Она полька, как сказали полицейские; они также говорят, что не удалось добиться от нее ничего разумного.

– Вероятно, они неразумно задавали вопросы.

– Вполне возможно, Пинк. Либо пытались узнать слишком много, либо чересчур торопились, а может, вовсе спрашивали не о том. Надеюсь, – добавила она, все еще расправляясь со шквалом моих вопросов, – что воспоминания о кошмаре со временем сотрутся из памяти. Я чуть-чуть говорю по-польски. Когда-то я была примадонной в Императорской опере Варшавы. – Она посмотрела в зеркало на себя в шляпке, на лице ее не отразилось ни одной эмоции. – В те времена я выучила несколько слов, но дела это давние и далекие.

– Это вряд ли поможет.

Ирен повернулась и обратила на меня тот же безжизненный взгляд, которым ранее одарила зеркало. Я будто смотрела в глаза живому мертвецу.

– У меня есть и другие умения, – сказала она, – которые я приобрела за время путешествий, и они могут принести большую пользу. Ты готова?

Если уж на то пошло, я собралась еще раньше ее.

Не знаю, случайно или намеренно, но со времени ужасающих событий, случившихся в пещере рядом с Сеной и окруженных досадной стеной молчания всех свидетелей, у моей – если можно так выразиться – наставницы произошли странные перемены в манере одеваться и в поведении в целом.

В глубине шкафа оперная дива, привыкшая красоваться словно пава, отыскала простые невзрачные наряды, напоминающие расцветкой оперение воробья. В своем сегодняшнем платье в крупную шотландскую клетку светло-коричневого и угольного цветов с однотонным серым жакетом и такими же лацканами она могла бы сойти за квакера.

Казалось, она пытается свыкнуться с отсутствием Нелл, примеряя на себя ее цветовую гамму. С другой стороны, примадонна, прирожденный хамелеон, запросто могла нарядиться в скромную одежду, чтобы не смущать запуганную иностранку провинциальных кровей. Никогда наверняка не скажешь, обусловлены ли поступки Ирен конкретной целью или исключительной уверенностью в себе. Несомненно, поэтому она и была столь успешным агентом частного сыска.

– Я готова и жажду отправиться в путь, – произнесла я, вонзая сопротивляющиеся булавки в свою шляпку. – Должна ли я что-либо знать, до того как мы прибудем?

– Я вижу, журналистов больше привлекают гипотезы, чем сухие факты.

– Сначала идет гипотеза. Факт ее подтверждает. Чтобы узнать факты, я должна посмотреть на все своими глазами, – подчеркнула я.

– У тебя будет такая возможность. В Сен-Сюльпис[23].

Я была совершенно довольна тем временем, которое провела в сумасшедшем доме: в результате получилась не только превосходнейшая газетная статья, но еще и моя первая книга – «Десять дней в сумасшедшем доме» под авторством Нелли Блай.

Госпитали, по моему мнению, были немногим лучше психушек.

Может быть, дело в рядах железных коек и грубой хлопчатобумажной ткани, из-за которой постельное белье походит на саван.

Холодный бетонный пол; суровые стены без всяких прикрас; везде разит карболовой кислотой; окна наглухо заперты, будто удерживая внутри боль и страдание.