Красный замок

– Очень щедрое предложение, и оно может оказаться полезным, но сначала я должна изучить ситуацию в Праге и в особенности дело, которое Годфри упоминал в своих письмах: жестокое убийство молодой женщины, возродившее слухи о Големе.

– Ох, только не это! – Румяное лицо короля залилось густой краской. Хотя он был крепким и довольно молодым человеком, едва за тридцать, готова поспорить, что с годами он превратится в жирного самодура, совсем как Берти. – Голем – это миф! – настойчиво продолжал Вильгельм. – Который, тем не менее, причиняет много вреда Богемии и здешним интересам Ротшильдов. Я полагаю, ты намерена встретиться с представителями барона. Помнится, во время своего последнего визита в мои злосчастные земли ты весьма активно вмешивалась в подобные дела.

– Неужели ваше величество считает меня агентом Ротшильдов?..

– Нет, но ты знаешь, кто им является. Черт побери, Ирен! Если Годфри влез в какие-то неприятности из-за банкиров-политиканов…

– Но ведь Годфри адвокат, Вилли, и ты это знаешь, – непочтительно осадила его примадонна. – И вокруг кого недавно разразился бы скандал в Богемии, если бы его не спасли те самые банкиры-политиканы и… их помощники?

Я встретилась взглядом с Клотильдой. Внезапно король и Ирен заговорили как старые друзья или соперники, или… м-да.

Клотильда по-прежнему цеплялась за руку мужа, как за драгоценный рулон парижских шелков, но попутно зорко отслеживала своими светло-голубыми глазами мою реакцию как незаинтересованной стороны. Наконец королева слегка пожала плечами, как бы говоря мне, что мы, персонажи второго плана, должны помалкивать и держать глаза и уши открытыми, пока ведущие актеры разыгрывают свои роли, но потом, несомненно, настанет время и нам поучаствовать в парочке эпизодов.

Конечно, я решила как можно скорее подкараулить ее в уголке и поговорить тет-а-тет.

– Вы останетесь на чай? – резко спросил король. – Я пошлю за представителем Ротшильда, так что ты, Ирен, сможешь поговорить с ним здесь, вдали от любопытных глаз. Кстати, с момента твоего прошлого визита я приобрел несколько картин и хотел бы услышать твое мнение о них.

Меня не отпускало ощущение, что я только что стала свидетелем стычки, замаскированной под светскую болтовню.

Я была впечатлена. Мне ни разу не случалось ругаться с королевскими особами… вроде бы. Но это пока. Я молода, и у меня все впереди.

Глава двадцатая О корсетах и жестокости

Они являлись настоящими инструментами пыток; они стесняли дыхание и оставляли после себя глубокие вмятины в самых чувствительных областях тела.

Леди Викторианской эпохи

Одежда, которую мне оставили, совершенно никуда не годилась.

– По крайней мере, она чистая, я настоял на этом, – сказал Годфри, передавая мне вещи с неловкостью хорошо воспитанного человека.

Он-то был похищен вместе со своим багажом и мог оставаться джентльменом даже в плену у бандитов, в то время как меня лишили и следа внешних атрибутов леди, бросив как есть, что, конечно же, являлось самым горьким обстоятельством пребывания в заточении.

Я понимала, что мне просто не повезло, но не могла смириться с этим.

Потом я принялась размышлять. Давным-давно, будучи молодой и глупой – а в те времена мне ничего другого не оставалось, – я льстила себя надеждой на романтический альянс с нескладным молодым священником в отцовском приходе. Я почти забыла его имя, но сейчас у меня было полно времени, и воспоминания вернулись ко мне, точно любимая книга, на форзаце которой вдруг обнаруживается подпись, сделанная знакомой рукой: «Джаспер Хиггенботтом». Предмет моих девичьих воздыханий отправился служить миссионером в самый глухой уголок Африки, которая, впрочем, весьма ему подходила, если вспомнить его гигантские слоновьи уши. Но он так чудесно пел! Я вполне могла бы выйти за него замуж и последовать за ним в африканские дебри.

И тогда… мне пришлось бы жить в благочестивой нищете и довольствоваться теми обносками, которые пошлет мне судьба.

Так что…

Пусть я как будто нахожусь посреди невежественной Африки. Но все же не стану делать вид, что я замужем за Джаспером Хиггенботтомом: те мечты я переросла. Если бы сейчас мне приспичило воображать себя замужем, моим супругом был бы… нет, я вообще не стану ничего воображать. Женщины моего возраста, за тридцать, не воображают. Они принимают реальность.

Так что и я приму ту одежду, ради которой бедному Годфри наверняка пришлось пойти на невероятные унижения, которые мне и не снились. Глаза заволокло туманом: Годфри только и думает, как меня утешить, и с Божьей помощью я обязательно утешусь. Не каждой женщине достается столь доблестный рыцарь, который остается таковым даже в заточении. Его первым взяли в плен, причем, как и меня, без всякой причины. Без всякой очевидной для меня причины. У меня почему-то свело челюсть.

Может, я просто злюсь?