Красный

— Все хорошо, Роуз. Думай о себе, так поступает большинство людей. Думай, а я буду поблизости. Всегда. Просто, может, не совсем в той роли, в какой ты бы хотела меня видеть.

Я целую ее в щеку, и она прикрывает глаза. Целую снова, с каждым поцелуем придвигаясь все ближе и ближе к ее губам. Касаюсь уголка губ, и Роуз приоткрывает рот, давая мне больше доступа. Это так прекрасно, намного лучше, чем то, что у нас было. Наш поцелуй говорит «здравствуй», «я скучаю» и «прощай» одновременно. Я ощущаю ее страсть — она гладит меня везде: по спине, по рукам и лицу, по волосам. И я тоже не могу удержаться, ловлю каждый ее вздох, продолжая прижимать к себе.

А потом она отталкивает меня и отступает, увеличивая расстояние между нами.

— Тебе лучше уйти. — Роуз вытирает губы, стирая следы моих прикосновений.

Я тянусь к ней, желая дотронуться в последний раз — ее лица, руки, чего угодно, но она отстраняется еще дальше. Так и не коснувшись, я опускаю руку, разворачиваюсь и ухожу, оставив частичку себя с ней.

* * *

Пару часов спустя я нахожусь в месте, куда не должен был возвращаться. Стою и смотрю на звонящий телефон в руке. Не хочу никого слышать, не хочу снимать трубку, но когда смотрю на экран, то вижу, что входящий от Джейка.

— Бля, чувак, ты мне по гроб жизни обязан, — говорит он.

— Джейк. — В моем голосе предупреждение.

— Ладно, ладно. Парни сделали это. Тебе чертовски повезло, что у них получилось, знаешь? Все готово.

— Сделали?

— Да.

— И что ты планируешь делать, когда покончишь со всем этим?

— Не знаю.

— Знаешь, тебе стоит сделать все, что возможно, чтобы удержать ее. И сделать счастливой. Она это заслужила.

— Ты сейчас типа моя фея-крестная?

Его смех вибрирует в трубке.

— Ага. Татуированная, страшная и в шрамах. Так что давай, делай, как я сказал, и будь уже хорошим сукиным сыном.

— Ты можешь попробовать обогнать меня, Джейк. Но не тогда, когда я с пушкой.

— Ну вот так всегда, ты используешь эти свои мачо-приемчики.

— Потому что ты не можешь с ними справится.

Смех в ответ настолько довольный, что я не могу не вспомнить время, когда мы впервые встретились.

Мы встретились в пятнадцать, и он был непопулярен, хоть и не полностью одинок. Казалось, у него есть собственный круг общения, состоящий только из него самого. Да, он говорил с другими школьниками, и они поддерживали общение с ним, иногда даже вовлекая в их компанию, но... в большинстве случаев это не срабатывало. Джейка боялись, хотя не столько его, сколько его семью, особенно отца — президента байкерского клуба. Все видели байки, на которых парня забирали после школы, их было трудно не заметить.

Я наблюдал за учениками после школы. Смотрел, как они взаимодействуют, общаются. Это был своеобразный побег от домашнего кошмара — я старался избежать возвращения туда столько, сколько вообще мог. С тех пор, как она умерла, идти домой совершенно не хотелось. Однажды после полудня я сидел на баскетбольном поле. В моей обуви были дыры, а одежда мала минимум размера на два — я рос очень быстро тогда. Кто-то встал надо мной, блокируя солнечный свет. Подняв взгляд, я увидел парня, которого всегда забирали шумные люди на байках.

— Ты потерялся или что? — Он смотрел вниз, на меня, и держался за шлейку рюкзака, свисающего с его плеча. Я ничего не ответил, но ему, кажется, было все равно. — Выглядишь, будто выполз из мусорки, ты в курсе? Эти шмотки тебе явно маленькие.

Он указал на очевидное. Я знал это, ненавидел, но каждый день натягивал на себя то, что было мне мало настолько, что тело казалось зажатым в тиски.