Красочный пассат, или Странствия по островам Южных морей

Лес казался мрачным. Веками не тронутые деревья поросли мхом. Лишайник покрывал зеленой плесенью статуи божественных демонов. От всех этих каменных страшилищ веяло сыростью. Не удивительно, что я недолго задержался в Букит Сари.

Резво мчится мой «рысак», на этот раз в одну из деревушек на танцы. Неважно, что представление состоится специально для туристов за плату. По опыту знаю, что это не имеет большого значения. Балийцы всегда танцуют для себя, полностью отдаваясь этому искусству. Танцуя, они забывают обо всем на свете и не обращают внимания на зрителей.

Обыкновенная деревушка, однако лучшего места для этого представления не придумал бы даже самый опытный художник театра. Вход в импровизированный зрительный зал — весьма эффектное строение (одно из знаменитых балийских канди бентар) — представляет собой нечто вроде «разрезанной» башни. Это сооружение из красного кирпича украшено выразительными масками из белого песчаника, словно разрезано по вертикали и раздвинуто по бокам, а между обеими его частями находятся небольшие ступеньки, обеспечивающие свободный проход между гладкими стенами раздвоенной таким образом башни.

^{Резьба по дереву}

Взгляду пришельца, прошедшего через эти ворота, открывается вид на оркестр — гамелан, состоящий более чем из десяти музыкантов, и далее на ворота, подобные тем, через которые он только что проходил, но находящиеся на возвышении, богатые и украшенные цветными полотнищами, подвешенными на бамбуковых жердях.

Танец обезьян

Мягко звучит гамелан. Исполняется легонг — по преданию, танец нимф, ниспосланных с небес. Три небольшие девичьи фигуры, закутанные в блестящую парчу, разыгрывают пантомиму. Я не улавливаю смысла происходящего, не будучи знаком с эпосом, смысл которого танцовщицы стараются передать в танце. Я знаю только одно, что никогда в жизни не видел столь грациозных жестов. Девушки — подлинное воплощение женского обаяния. Царские головные уборы, цветы в волосах, длинные, свисающие шарфы. Движениями рук, корпуса, поворотами шеи стараются девушки передать содержание, мотивы танца, и все — в абсолютной гармонии. Это может быть поэма о мягком облаке, о шелесте крыльев мотылька или аромате цветов. Впрочем, это не столь уж важно. Я знаю лишь одно: молодые танцовщицы, без сомнения, великолепные актрисы. Но вот нимфы исчезают…

Гамелан зазвучал резче. Сидящие прямо на земле оркестранты энергичнее заработали палочками. Все быстрее и быстрее! На эстраду выбегают полуобнаженные мужчины. Появление их, прямо скажем, агрессивно. Свыше ста человек начинают плясать кечяк — «танец обезьян». При свете факела блестят торсы, спины. Мужчины садятся, образуя несколько постоянно движущихся кругов. Какая синхронизация движений! Наклоны, магия рук. Это — пульсирующее силой единство более сотни мужчин. Резко, словно под ударами бича, раздается время от времени ритмичный, надрывный окрик: «Чак! Чак! Чак!» Он будет повторяться до самого финала. Лес рук, ритмичные наклоны корпуса объединяют этих мужчин в одно целое. «Чак! Чак! Чак!» — все громче звучит голос. Двигаются руки, весь круг.

Все это напоминает то какой-то прожорливый морской анемон, то свертывающую свои лепестки красную водяную лилию. В мерцающем свете алеют заткнутые за ухо пурпурные цветы. «Чак! Чак!» Время от времени в середине пульсирующего круга появляются цветные призраки — персонажи из «Рамаяны». Трудно сказать, кого именно они изображают. Грациозные силуэты женщин, маски демонов. Я весь поглощен зрелищем вздрагивающей массы бронзовых тел. Снова какой-то демон! Слышится многократное шипение, видимо, мифической змеи. «Чак! Чак! Чак! Чак!» — раздается под звездным небом. Танцоры в исступлении. Никогда не думал, что сидячий балет в состоянии достигнуть такой выразительности. Но вот и конец. Взрыв аплодисментов. Смотрю на рядом сидящих зрителей. Все возбуждены.

Музыка вновь меняется. Теперь звуки гамелана вибрируют иначе. Начинается новая мистерия.

Поражают своим блеском невероятно богатые, тщательно выполненные одеяния. Золото, пурпур, сверкающие зеркальца, помпоны — все выше воображения европейца. Перед вами балийский театр в стремительном, танцевальном ритме. А вот и Баронг. Маска главного актера, а вернее, наряд словно из красочного детского сна. Резкие движения, клыки, щелкающая челюсть дракона или пасть тигра, золотистая грива. Баронга встречают с симпатией в той части зала, где сидят крестьяне. Он символизирует добро. У него своя группа танцоров, вооруженных крисами — балийскими кинжалами. Они пригодятся, ведь добру предстоит бороться со злом. Действительно, вскоре появляется новая маска-наряд. Это Рангда — королева колдуний с высунутым ярко-красным языком.