Читаем Красота и мозг. Биологические аспекты эстетики полностью

В японском языке для оранжевого и розового есть и свои исконные слова-daidai и momo-iro. Их вносят в минимальный список реже, чем заимствованные. В Йонедзаве momo-iro указывают с относительной частотой 6 %, а в Токио и Дюссельдорфе не указывают вовсе. Для daidai частота в нашем ряду тоже убывает: (26 %-6% -4%), тогда как для orange, напротив, возрастает (22 % -40 %- 58 %). Все выглядит так, как будто на пути из Йонедзавы через Токио в Дюссельдорф происходит частичная смена ярлыков для одной и той же цветовой категории.

Иногда новые цветовые обозначения могут укореняться по технологическим причинам. Так получилось с прилагательным turquoise («бирюзовый»); в последние десятилетия оно все чаще употребляется в английском, а его прямые эквиваленты-в других языках промышленных стран. Ныне это слово стало широко распространенным [29]. Причина, видимо, состоит в появлении и широком использовании синтетических красителей-теперь ими красят и пряжу, и пластмассы, и многое другое. Прокрашивание невыцветающей бирюзой различных оттенков сделалось возможно лишь около 45 лет назад, когда было получено и внедрено в красильную технологию новое синтетическое красящее вещество-фталоцианин.

Прежде окрашивать ткани в бирюзовый цвет было нелегко. Название этого цвета употреблялось редко; оно существовало в некоторых диалектах итальянского языка, где звучало как «туркино». Дело в том, что дорогие ткани бирюзовой окраски ввозились из стран Восточного Средиземноморья, в частности из Турции [30].

Любопытный пример совсем иной лингвистической основы для слов, относящихся к бирюзовому цвету, обнаружили Болтон и Крисп [31]. Они изучили упоминания цветов в фольклоре сорока народов (в том числе восьми европейских) и нашли слово, означающее бирюзовый цвет, только в одном случае-у индейцев хопи из Таоса (штат Нью-Мексико), говорящих на языке тиуа. В таосском собрании народных сказаний этот цвет упоминается целых восемь раз, так как бирюза- важнейший поделочный камень в культуре хопи. В той части Северной Америки он вообще нередок. Вполне возможно, что соответствующие слова нашлись бы и в фольклоре других индейских племен (например, у навахо, обитающих в той же части Скалистых гор; однако их языки не были изучены Болто-ном и Криспом).


Под конец упомянем самую обширную и универсальную из всех работ по цветовой лингвистике- книгу Берлина и Кея об основных названиях цветов в человеческом языке [32]. В ней рассмотрена цветовая лексика почти ста языков, что открывает пути к пониманию ее глубинной общности, закономерностей развития и его основных этапов. В этом отношении книга стала подлинной исторической вехой. Берлин и Кей, использовав цветовую таблицу из 329 образцов, выяснили, как называют все эти цвета люди, говорящие на 20 различных языках; они обобщили также много других работ по цветовой лингвистике и таким образом к изученным 20 языкам добавили еще 78. Оказалось, что простейший цветовой словарь содержит всего два словесных обозначения — для черного и для белого (или для темного и светлого). Если имеются три обозначения, то два из них те же, а третье соответствует красному. Четвертым становится обозначение зеленого, желтого или единой группы синих и зеленых тонов ("grue", т. е. green + blue). Языки с пятью цветовыми словами имеют обозначения для черного, белого, красного, зеленого (вместе с синим) и желтого. В языках с шестью цветовыми понятиями есть отдельные слова для зеленого и синего. Затем появляется седьмое слово, означающее коричневый цвет. И наконец, в непостоянной последовательности добавляются слова для розового, фиолетового, оранжевого, серого и т. д.

Со временем Кею с Мак-Дэниелом [33] и Сану [34] пришлось внести в эту эволюционную схему небольшие изменения, но она по-прежнему хорошо согласуется со схемой оппонентных цветов: шесть основных цветов Геринга оказываются главными и в лингвистическом плане.

Итак, становится ясно, что все шесть основных цветов геринговой схемы легко распознаются по чисто психологическому на них отклику: мы имеем в виду итоги изучения цветовой лексики и ее употребления в различных языках. Но, как мы видели, соответствие этой схеме очень часто маскируется и искажается психологическими, социальными, культурными и даже технологическими влияниями.


Взаимовлияние сенсорных систем и его проявления в языке


На восприятие цвета некоторых объектов очень часто влияют другие сенсорные системы, одна из них или несколько сразу. Такие влияния могут играть особо важную роль при оценке пищи-из пяти чувств здесь участвуют по меньшей мере четыре. Уотсон [35] подкрашивал воду синтетическим оранжевым красителем и в то же время с помощью искусственных добавок придавал воде вкус ананаса; попробовав такую воду, испытуемые чаще всего находили у нее привкус апельсина. Очевидно, в этом тесте зрительное ощущение брало верх над вкусовым. Отметим также, что при оценке пищи по ее виду цвет имеет большее значение, чем форма; например, мы охотно съедим картофелину едва ли не любой фор-169

Перейти на страницу:

Похожие книги

Опасные советские вещи. Городские легенды и страхи в СССР
Опасные советские вещи. Городские легенды и страхи в СССР

Джинсы, зараженные вшами, личинки под кожей африканского гостя, портрет Мао Цзедуна, проступающий ночью на китайском ковре, свастики, скрытые в конструкции домов, жвачки с толченым стеклом — вот неполный список советских городских легенд об опасных вещах. Книга известных фольклористов и антропологов А. Архиповой (РАНХиГС, РГГУ, РЭШ) и А. Кирзюк (РАНГХиГС) — первое антропологическое и фольклористическое исследование, посвященное страхам советского человека. Многие из них нашли выражение в текстах и практиках, малопонятных нашему современнику: в 1930‐х на спичечном коробке люди выискивали профиль Троцкого, а в 1970‐е передавали слухи об отравленных американцами угощениях. В книге рассказывается, почему возникали такие страхи, как они превращались в слухи и городские легенды, как они влияли на поведение советских людей и порой порождали масштабные моральные паники. Исследование опирается на данные опросов, интервью, мемуары, дневники и архивные документы.

Александра Архипова , Анна Кирзюк

Документальная литература / Культурология