Красота - страшная сила

Уоррен по-прежнему высылал мне чеки с потрясающими суммами: это были мои гонорары за ведение передач на телевидении, газетные статьи, озвучивание рекламы каш для завтрака, работу моделью, специальные выступления. Мне, похоже, готовы были платить уже за то, что я вставала с кровати. Иногда скомканные чеки неделями валялись на дне моих роскошных сумок, пока я их наконец не обнаруживала и не передавала Кэти. Я переманила Кэти от Труди и сделала ее своим личным помощником. Кэти прилагала все силы к тому, чтобы каждое пенни поступало на мой счет, который с каждым днем становился все более солидным. А для этого ей приходилось копаться в моих карманах и сумках, и одному богу известно, что она еще там находила. Не сомневаюсь, что какой-нибудь небольшой чек на одну-две тысячи так и остался где-нибудь лежать в скрученном состоянии, после того как я засунула его себе в нос. Но меня это не расстраивало, у меня не было недостатка в наличных. А Уоррен и Кэти стали моими суррогатными родителями. Я становилась все более и более безответственной, и им приходилось следовать за мной повсюду и устранять бардак. Не знаю, кто из них чем занимался, но счета были всегда оплачены, одежда принесена из химчистки, строители получали свой заработок, а у меня в кошельке всегда имелись деньги, причем для этого мне не требовалось идти в банк. А значит, я могла сосредоточиться на том, что у меня лучше всего получалось: на развлечениях.

Я не общалась со своими настоящими родителями с тех пор, как история о моей ссоре с отцом прокатилась по желтой прессе. Даже бабушка, которая раньше всегда меня защищала, была потрясена таким поведением. Как-то ей удалось дозвониться до меня (у меня появилась скверная привычка — я забывала прослушивать автоответчик). Мэгги призналась, что сильно огорчена моим поведением. «Лора, — сказала она, — я всегда горой за тебя стояла, но теперь ты просто сорвалась с катушек, и я больше не могу тебя защищать. Я люблю тебя. И ты это знаешь. Но мне не нравится та девушка, в которую ты превращаешься».

Мне было нелегко услышать эти суровые слова от человека, которого я любила больше всех на свете. Причем эта критика была несправедлива. Ведь в том, что случилось, моей вины не было. Я сама оказалась жертвой коварного предательства. Удивительно, что всего один майский день смог так бесповоротно изменить мою жизнь.

Я проснулась рано утром с ясной головой. Сердце мое то и дело уходило в пятки. Вчера я ушла с вечеринки пораньше, и мне удалось поспать несколько часов в постели Рики, в то время как на всем этаже продолжалась гулянка. Когда уже светало, пришел Рики, и мы сонно и нежно занялись любовью. Сейчас мне казалось, что все это мне приснилось, потому что я тут же вновь погрузилась в сон, счастливая тем, что скоро буду дома.

Я попросила принести крепкий кофе, приняла душ и оделась. Затем я начала трясти Рики, который спал как убитый.

— Что? Что? — застонал он, пытаясь оторвать голову от подушки.

Сейчас Рики Джонса вряд ли можно было назвать красавчиком. На его щеке белели полоски от скомканного белья, а на подушке, там, где только что лежал его рот, виднелось мокрое пятнышко от слюны. От Рики ужасно несло перегаром. Со временем я все меньше и меньше робела перед Рики и его статусом рок-звезды. Я поняла, что все мужчины — забавные существа, неважно, сколько у них денег на счете или поклонниц.

— Мы едем в Эдинбург, — медленно проговорила я, чтобы каждое слово проникло в его одурманенные мозги.

— Ах, да. — Рики осторожно сел и поморщился, словно у него что-то болело.

— Я заказала кофе, — сказала я.

Затем я раздвинула занавески, и яркое весеннее солнце наполнило комнату.

— О боже! — При первых лучах света Рики с воплем забрался под одеяло, как вампир (кем он и был на самом деле). — Каких таблеток ты наглоталась, что такая бодрая?

— Я рада, что еду домой, — объяснила я.

Рики выпил три чашки черного кофе, затем целый час отмокал в душе и наконец появился свежий, как огурчик. Он позвонил администратору и попросил подогнать его мотоцикл к выходу. Я почувствовала себя настоящей рок-красоткой, когда надела мотоциклистскую куртку Рики.

— Готов? — прощебетала я, протягивая ему шлем.

— Почти, — ответил он, приготовив себе кокаиновую полоску на дорогу.

Я отказалась присоединиться к нему. Была половина десятого утра.