Красота

Нам возразят, что общественно-эстетические качества, не поддаваясь научному исследованию, доступны эстетическому восприятию. Это, конечно, верно. Однако пикантность положения заключается в том, что эстетическое восприятие, то есть то единственное средство, при помощи которого мы воспринимаем и оцениваем конкретную красоту, с точки зрения «общественников», несомненно, является своеобразным чувственным восприятием. А чувственное восприятие прежде всего тем и характеризуется, что при нем наши естественные органы чувств непосредственно воспринимают не общественные, но именно естественные природные качества, имеют дело с объемом, формой, цветом, светом и тому подобными природными явлениями.

Если обратиться к авторитетам, можно убедиться, что, как правило, исследователи подчеркивали чувственный характер эстетического восприятия. «[...] Прекрасное следует определить как чувственное явление, чувственную видимость идеи» 19, — это пишет Гегель в своем рассуждении об идее прекрасного.

И ниже, анализируя как прекрасное естественную жизнь, Гегель продолжает: «Красота может быть выражена лишь в облике как том единственном явлении, в котором объективный идеализм жизненного начала делается предметом восприятия для нас как субъектов, чувственно созерцающих и рассматривающих предмет. Мышление схватывает этот идеализм в его понятии и делает его своим предметом со стороны его всеобщности, а рассматривая красоту, мы делаем его своим предметом со стороны его видимой реальности» 20.

Начиная с древнейших времен, когда еще не было даже термина «эстетика», и кончая Н. Чернышевским, говорившим, что в области прекрасного «нет отвлеченных мыслей, а есть только индивидуальные существа»21, можно отметить единомыслие в определении эстетического восприятия как восприятия чувственного.

Авторы «общественной» концепции вполне солидарны с этой точкой зрения: «Эстетический объект — это такой объект, в чувственном своеобразии которого непременно выражено человеческое, обществом рожденное содержание»22 (курсив мой. — О. Б.). «[...] Предмет эстетического отношения (эстетические свойства) — это способность конкретно-чувственных вещей и явлений вызывать в человеке определенное идейно-эмоциональное отношение [...]» 23 (курсив мой. — О. Б.).

Создается парадоксальная ситуация. Объективно общественное явление (качество красоты), в отличие от всех общественных явлений, не имеющих и по могущих иметь естественно-чувственных признаков, воспринимается именно чувственно, то есть так, как ничто общественное непосредственно не может быть воспринято.

В то же время это явление совершенно не поддается логическому исследованию, то есть тому единственному способу исследования, которому может и должно поддаваться всякое конкретное общественное явление.

Сторонникам общественной объективности красоты действительности, если быть последовательными, остается одно из двух. Либо признать за «объективно-общественными» эстетическими качествами и свойствами определенные черты и свойства природно-естественного порядка, чтобы эти «общественно-естественные» феномены могли быть чувственно уловлены эстетическим восприятием (что противоречит даже собственной аргументации «общественников»: ведь если бы общественные явления непосредственно выражались в чувственных качествах или свойствах, то они с успехом могли бы быть обнаружены и естественно-научными методами). Либо объявить, что эстетическое чувство — совсем и не чувство, а напротив, разновидность абстрактного мышления, оперирующего не чувственными образами, но абстракциями и отбрасывающего все чувственное, ибо чувственное и эстетическое с точки зрения «общественников» оказываются несовместимыми. Ведь чувственность — это, бесспорно, сфера естественного, в то время как «объективно-эстетическое», по мнению самих «общественников», явление общественное.

Первое допущение попросту абсурдно. Второе, перечеркивая весь практический и теоретический опыт восприятия и исследования красоты, совершенно неправомерно упрощает проблему, подгоняя ее решение под привычную гносеологическую схему. Если бы не существовало феномена красоты как явления, обладающего очевидностью для чувственного непосредственного восприятия, но непознаваемого логически, способного, по словам Канта, вызывать «всеобщее любование, безотносительно ко всеобщему правилу», не было бы и многовековой загадки прекрасного.