Красота

При рассмотрения человеческой творческой субъективности в ее общих определениях диалектический «дуэт» объективного знания и субъективного влечения выступал перед нами как опосредованность эстетического сознания логикой и как его «целеустремленность», соответствующая извечной тенденции самоотражения и самопреобразования материи. В реальной деятельности конкретных людей те же взаимосвязанные условия эстетического отношения к действительности выражаются в объективных знаниях о мире, определяющих ту или иную направленность субъективных творческих интересов и пристрастий, которая, в свою очередь, формирует характер индивидуального эстетического вкуса.

Родные и знакомые нашего радиолюбителя оказались неспособными понять его эстетические переживания просто потому, что она ничего не смыслили в радиотехнике. В то же время совершенно посторонние люди, познакомившиеся с новой конструкцией, например, на выставке, вполне разделят эстетическую радость ее создателя, если будут увлечены радиолюбительством и смогут по достоинству оценить техническую находку. Рациональная опосредованность эстетического восприятия проявляется здесь весьма очевидно.

Собственная специфика этого восприятия, как мы помним, заключается в способности (на что бы оно ни было обращено) образно-непосредственно фиксировать внутренние, закономерные взаимосвязи явлений, раскрывая то гармоническое (то есть диалектическое под знаком необходимости) начало, которое лежит в основе саморазвития всего сущего. Именно в силу способности непосредственно воспринимать как зовущую, желанную, мобилизующую красоту развивающиеся и становящиеся гармонические связи действительности — в том числе или, вернее, в первую очередь, в плодах человеческой преобразовательной деятельности — эстетическое восприятие и оказывается творческим восприятием. Оно как бы эмоционально указывает нам правильное (соответствующее объективной тенденции саморазвития материи) направление нашей практической деятельности. В индивидуальном, глубоко личном переживании конкретной красоты чего-либо оно зовет каждого из нас, чем бы мы ни занимались, к осуществлению общей человеческой творческой цели, к деятельному преобразованию материи согласно ее внутренним закономерностям гармонического развития.

Понимание эстетического вкуса как вкуса созидательного под новым углом зрения, думается, освещает многократно отмеченные предшественниками Канта1 и педантично исследованные им самим, своеобразно телеологические, связанные с субъективным, но «бескорыстным» отношением к объекту особенности этого не «теоретического» и не «практического» отношения к действительности. В этом свете, быть может, становится понятнее и поразившая самого Канта (что отмечает в своей книге «Иммануил Кант» В. Асмус) неожиданная плодотворность идеи связать «критику вкуса» именно с телеологией.

Кажущаяся парадоксальность этой идеи (ведь эстетический вкус, благодаря своей «незаинтересованности», казалось бы, менее всего должен быть связан с понятием цели), как и вообще парадоксальность целого ряда утверждений «Критики способности суждения», как представляется, таили в себе интуитивно правильное понимание предмета, мистифицированное исторически ограниченными возможностями сформулировать и обосновать это понимание. Не случайно некоторые фундаментальные положения эстетики Кант предлагает как недоказуемые, удовлетворяясь тем, что они не могут быть опровергнуты логически.

Хотя анализ эстетических взглядов кенигсбергского мыслителя не входит в нашу задачу, хотелось бы в этой связи отметить, что «формализм» «Критики способности суждения», констатация которого давно стала общим местом, был, на наш взгляд, неизбежным следствием стремления строго проанализировать отличительные особенности эстетического вкуса, исходя из теоретических возможностей домарксистской мысли в целом.