Красота

Выше говорилось, что если понятие всеобщей диалектической взаимосвязи явлений и процессов действительности в общефилософском значении определяет одну из наиболее глубоких сущностей мироздания безотносительно к ее образному восприятию, то понятие «гармония» (являющееся в известном роде философско-эстетическим синонимом первого понятия) в то же время предполагает, что образно-непосредственное восприятие гармонических явлений и процессов становится объективной основой субъективного переживания прекрасного. В иной связи для специальной науки — философской эстетики — это понятие не представляет никакого интереса.

Точно так же и понятие «непосредственное восприятие» вне философской эстетики определяет лишь один из первых этапов познания теоретической истины, а понятие «образ» выступает в качестве определения наглядности зрительного представления в общей структуре логического познания или технического проектирования. Понимаемая же как «эстетическое» образная непосредственность отражения предполагает все рассмотренные выше специфические именно для эстетики инварианты значений, начиная от проникновения в гармонические взаимосвязи явлений и кончая связанным с образным, непосредственным познанием ощущением красоты.

В процессе нашего изложения неоднократно подчеркивалась роль эмоционального начала при восприятии красоты действительности и искусства. Личностный, интимный момент здесь весьма существен. Как отмечалось, такой момент при восприятии красоты общественных явлений обретает особый смысл, так как в этом варианте субъективное начало эстетического восприятия совершенно недвусмысленно начинает выражать исторически и классово детерминированное общественное сознание. Индивидуальная субъективность становится персонифицированным выражением деятельной классовой субъективности, и эстетические симпатии и антипатии в конечном счете предопределяются более или менее осознанными целями общественного развития.

Эта эмоциональная целевая установка также становится компонентом образно-непосредственного отражения только в эстетическом значении последнего. Ибо понятие «образ», как и понятие «непосредственное», вне эстетики не включают оценки параметров эмоциональной содержательности сознания, квалифицируя, как отмечалось, либо уровень познающей потенции чувственного восприятия по сравнению с логикой, либо констатируя изобразительную наглядность восприятий и представлений.

В то же время понятие «эстетическое» содержит не только гносеологический смысл, свойственный общефилософскому толкованию непосредственности и образности восприятий, но в значительной степени и аксиологический, так как эстетическая непосредственность характеризуется ярко выраженной эмоцией, избирательная фильтрующая целенаправленность которой детерминируется теми или иными вкусами и идеалами субъекта. Но и само гносеологическое содержание образно-непосредственного восприятия также приобретает в эстетике некоторые новые черты. Ведь образ мыслится не только как изоморфное воспроизведение сознанием внешнего облика явлений, но и как непосредственное в явлениях раскрытие глубинных сущностей, то есть как особая, совершенно своеобразная форма отражения действительности, не носящая абстрактно-понятийного характера и в то же время далеко превосходящая (прежде всего в искусстве) гносеологические возможности первой, начальной ступени теоретического познания.

Следовательно, понятие «эстетическое», обозначая весьма сложную специфику эмоционального проникновения сознания в сущность явлений, как и особое переживание радости непосредственного открытия гармонической взаимосвязи явлений, ощущаемой как красота, вполне обладает собственным смысловым значением. В то же время «эстетическое» все-таки нельзя рассматривать иначе, как специфическую форму «образно-непосредственного». Если бы мы не «добрались» до этого исходного общегносеологического значения «эстетического», как и до общефилософского смысла понятия «гармония», мы, несомненно, были бы обречены на бесплодные блуждания по уже привычному кругу от века неясных и двусмысленных «эстетических» понятий, так ни на шаг и не приблизившись к истине.

Кстати, и сам Баумгартен, который, как отмечалось, ввел в эстетику понятие, давшее название науке — «эстетика», трактовал «эстетическое познание» именно в значении непосредственного, эмоционального, как он писал, «смутного» познания, в известном смысле противопоставляя последнее познанию логическому. Причем главным для него была здесь именно непосредственность, а не физическая чувственность в прямом употреблении этого слова. В «Философских размышлениях» Баумгартен пишет: «Уже греческие философы и отцы церкви всегда четко различали aiqvnia и vonia, и вполне ясно, что aiqvnia (термин, легший в основу словообразования «эстетика». — О. Б.) для них является разнозначащим не только чувственному, так как этим названием обозначается также и отсутствие ощущений (следовательно, фантазмы)» 15.