Натка села на освободившийся табурет, придвинула к себе блюдце с тортиком, к которому Сашка даже не притронулась, но под моим тяжелым взглядом замерла, не донеся ложку до цели:
– Что? Я тут совершенно ни при чем! Это наш кавалер Фома Горохов постарался.
– Что он сделал? – нахмурилась я.
– Не поверишь – комплимент!
– Ну?
– Сказал Сашке, что она такая миленькая, как бурундучок с орешками!
– Имелись в виду орешки за щеками?
Натка кивнула, и я все поняла.
У Анфисы Гривцовой, главного эксперта восьмого «Б» по всем жизненно важным вопросам, включая модные тренды, лицо куриным сердечком и своеобразные представления о святом женском долге. Анфиса убеждена, что каждая уважающая себя девушка должна всеми силами и средствами стремиться к идеалу красоты, который заключается в комбинации пухлого ротика, оленьих глаз, ярких четких бровей и высоких скул голливудской дивы.
Вот со скулами-то моей дочери катастрофически не повезло.
У Сашки хорошенькая милая мордашка, немного пухловатая, но я-то знаю, что это пройдет: в возрасте дочери я тоже была щекастой, как мой домашний питомец – хомячок Гошка.
Когда я говорю об этом Сашке, по ее лицу видно, что она очень хочет мне верить, но сомневается, не врет ли ей коварная родительница. Для пятнадцатилетней дочери рассказы матери о собственном детстве – преданья старины глубокой, легенды, достоверность которых я, увы, не могу подтвердить. Свой немногочисленный круглолицый фотокомпромат я собственными руками безжалостно истребила примерно в семнадцать лет, когда у меня завелись первые поклонники. Бабушка, добрая душа, всем моим мальчикам предлагала посмотреть семейный альбом с фотографиями, а я не могла допустить, чтобы кавалеры увидели меня нелепым хомячком.
Надо же, все повторяется…
– Опять двадцать пять, да? – угадав, о чем я думаю, сочувственно спросила Натка.
Я сначала кивнула, потом покачала головой:
– Но я никогда не срезала себе щеки в фотошопе!
– Так фотошопа же еще не было. – Сестра пожала плечами. – Зато, я помню, ты тыкала в свой фотопортрет циркулем, проверяя, помещается ли твое лицо в круг!
– Так в круг же! А Сашке нужно непременно в вертикальный овал! – Ложечкой, испачканной калорийным кремом, я нарисовала в воздухе желанную фигуру. – Видите ли, Анфиса Гривцова сказала, что девушка с круглым лицом похожа на крестьянку.
– Сказала бы я этой злыдне Анфиске! – пробормотала Натка, машинально поглядев на свое отражение в темном оконном стекле.
Могла бы и не смотреть: ее нынешняя фигура лица была надежно скрыта парижским шарфиком.
Но опыт, как говорится, не пропьешь и не спрячешь.
– С круглым лицом можно нормально поработать, это несложно, – авторитетно заявила сестрица и процитировала какой-то модный журнал: – С помощью светлого тона создается иллюзия правильного овала, а та часть лица, которая за него выходит, маскируется темным тоном…
– А, так это был темный тон? – с опозданием дошло до меня. – У Сашки на щеках?
Сестра кивнула.
– Это ты ее научила? Ну, Натка, зачем! – Я расстроилась. – У девочки такая прелестная нежная кожа, а она будет портить ее гримом!
– По-твоему, будет лучше, если она удалит себе несколько зубов?
Я онемела. Натка заглянула в мои полные безмолвного ужаса глаза и усмехнулась, довольная произведенным эффектом:
– Не волнуйся, рвать коренные зубы я ее отговорила. Хотя Анфиса Гривцова утверждает, что Виктория Бекхэм именно так акцентировала скулы и получила свои ямочки на щеках, в юности у нее тоже лицо было круглое, как арбуз…
– Может, мне поговорить с этой Анфисой Гривцовой? – вздохнула я.
– Ха! Да она не станет тебя слушать.
– Почему это? Другие слушают!
– Другие слушают тебя в зале суда, там у них вариантов нет. А для Гривцовой ты никакой не авторитет, – не пощадила меня сестрица. – Посмотри на себя в зеркало, ты Виктория Бекхэм? Эмма Уотсон? Миранда Керр? Сиенна Миллер? Нет, нет и еще раз нет!
– А кто все эти женщины? Я только Викторию знаю, она жена футболиста…
– Вот! – Натка звонко стукнула ложкой по опустевшему блюдцу. – В этом ты, Ленка, вся! «Виктория Бекхэм – это жена футболиста»! Так мог бы сказать мужик! Но ты же – женщина! И должна понимать, что Вики – в первую очередь, икона стиля!
– Тьфу ты, ну ты, ножки гнуты, – проворчала я.
– Да, ножки у нее так себе, – охотно согласилась сестрица. – Но ты не уловила главное, что я хотела сказать.
– Что я плохая мать?
– Нет! Что ты – женщина так себе! Ни стиля, ни ухоженности – как ты можешь влиять на эту классную заводилу Анфису?!
– Ты права. – Я закрыла свое несовершенное лицо руками. – И что же мне делать?
– Иди в кровать, – сказала Натка. – Утром хотя бы цвет лица нормальный будет.
– Но…
– Спать!
Сестрица сдернула меня с табуретки и вытолкала из кухни, сказав еще напоследок:
– Усвой уже: чем хуже смотришься, тем меньше влияешь!
– То есть ты утверждаешь, что мое влияние на дочь обратно пропорционально объему мешков под моими глазами? – не поверила я.
Натка убежденно кивнула. Персидские огурцы на ее намордном платке согласно заколыхались.
Это было серьезное заявление, которое следовало вдумчиво осмыслить.
Я пошла спать.