Красотка

– Михаил Андреевич сказал, что не выйдет? – встревожилась я.

Отойдя после сегодняшней пресс-атаки, я позвонила Васильеву, упросила его срочно посмотреть Натку, и уже днем она должна была съездить к профессору в клинику «Эстет Идеаль».

– Нет, Михаландреич сказал, что все поправимо, и даже денег понадобится не так много, как я боялась. В его клинике расценочки пониже, чем у шкуродеров в «Бьюти», – скороговоркой выпалила она.

Натка сбегала в спальню и вернулась с кучкой бумаг – буклетами, проспектами, листочками с рисунками и цифрами.

– Так сколько же нужно денег? – спросила я, не спеша плясать восточные или какие-то другие танцы.

Сестра выудила калькуляционно-медицинский документ и показала мне.

– Ого!

– Ого, но все же не ого-го. – Натка была настроена оптимистично.

– И где это «ого» взять?

Я задумалась.

У меня рядовая судейская зарплата, растущая дочь с ее увеличивающимися в прогрессии потребностями и невыплаченный кредит.

А Наткиным главным активом всегда была внешность. Обычно ее дорогостоящие затеи финансировал какой-нибудь щедрый любитель прекрасного, но сейчас никто из этой когорты даже на горизонте не маячил.

И не замаячит, пока сестрица не поправит лицо…

Без которого ей не раздобыть денег на привлекательную внешность!

Замкнутый круг. Классическая формула капитализма «Деньги – товар – деньги» на живом примере.

– Не грузись, насчет денег мы уже кое-что придумали… Яичницу будешь? Мы с Сашкой на ужин пожарили яичницу с колбасой.

Это Наткино «мы» мне не понравилось.

Не в связи с упоминанием яичницы, ее-то я одобряла, а в контексте поиска денег. Затеи моей сестрицы в большинстве своем имеют характер авантюр. Мне не хотелось, чтобы она втягивала в них Сашку.

– Давай свою яичницу, и объяснения тоже давай, – потребовала я.

– Мы распродадим в Интернете разное ненужное барахло! – торжественно объявила Натка. – Все равно сейчас меня оперировать нельзя, Михаландреич сказал – через месяц, не раньше, так что время у нас есть.

И она победоносно отрезала три куска хлеба, стукнув троекратно ножом по разделочной доске!

– Минуточку! – Я вымыла в мойке руки и подняла мокрый палец. – Напоминаю: чтобы продать что-нибудь ненужное, надо сначала купить что-нибудь ненужное! А у нас денег нет!

– Зато ненужного валом! – Натка обернулась ко мне и подбоченилась. – Ты ж не забыла, что я владелица старинной усадьбы?

– И-и-и?

Как-то один из пламенных воздыхателей сестрицы в порыве невиданной щедрости одарил ее домом в деревне. Дом был, положа руку на сердце, так себе – приют спокойствия, трудов и вдохновения для многих поколений жучков-древоточцев, а деревня больше походила на полузаброшенный хутор в глухом закоулке области, но Натке нравилось называть себя владелицей старинной загородной усадьбы. Сестра даже сумела извлечь из факта обладания этой неликвидной недвижимостью несомненную пользу, подружившись с соседями. Василий Петрович и Татьяна Ивановна – милейшие люди, учителя на пенсии. Своих детей у них нет и не было, и они всегда с удовольствием принимают у себя Наткиного сынишку Сеньку, который у них и сейчас жил, кстати.

– Думаешь, получится найти покупателя на эту развалюху? – усомнилась я.

– Да я не собираюсь продавать сам дом. – Шамаханская царица, пританцовывая, поставила передо мной тарелку с яичницей. – Ешь! Я думаю разобрать хламовник на чердаке, там полно разного прикольного старья…

– Ой, да кому оно нужно?

– Ты че, мам, совсем темная? – С тюленьим фырканьем в кухню занырнула моя непочтительная дочь. – Винтаж щас в большой цене! А это что за тортик? Я возьму?

– Вымой руки и сядь за стол. Тортик к чаю. Натка уже поставила чайник! – строго сказала я. – Что за манера таскать вкусняшки в комнату и есть их у компьютера? Опять придется пылесосить клавиатуру от крошек!

– Ах, воспитывайте меня, воспитывайте! Сашка закатила глаза, но все же плюхнулась на табуретку.

Натка забрала со стола коробку с целым тортом и вернула одно блюдечко со скромного размера кусочком.

– Он же сливочный с шоколадом, – нахмурилась Сашка.

– Твой любимый, – кивнула я.

– Уже нет, – дочь ковырнула тортик и поглядела на содержимое ложки, как пролетарий на буржуя. – В следующий раз бери морковный с белковым кремом, он не такой калорийный.

– И не такой вкусный. – Я отдала Натке пустую тарелку и приняла блюдце со своей порцией торта. – У-м-м-м!

Сашка снова фыркнула, не спеша набрасываться на десерт.

Я посмотрела на нее внимательно: не заболела, нет?

Щеки у моей девочки были подозрительно темные. Не красные, а прямо-таки коричневые. Сыпь какая-то?

Я пригляделась. Вроде не сыпь.

– Что с лицом? Ты чем-то испачкалась. – Я потянулась к дочери, но она отшатнулась, швырнула в мойку чайную ложку и убежала из кухни.

– Что это с ней? – Я озадаченно посмотрела на Натку.

Та покачала головой:

– Мать, ты такая неделикатная! Наступила ребенку на больную мозоль.

– Какую еще мозоль? Я ее про лицо спросила!

– А мозоль, образно говоря, как раз там. Даже две мозоли.