На следующий день на уроке геометрии я сидела за первой партой, как обычно, и мысли мои были заняты чем угодно, но только не учебой. Но тут внезапно по громкоговорителям была объявлена тревога, всех учеников попросили оставить свои личные вещи на местах и немедленно покинуть здание школы. В мою душу вошло нехорошее предчувствие.
Обернувшись, я встретилась взглядом с Давидом, сидевшим за третьей партой через ряд от меня. Его лицо было напряжено - такое же точно выражение появилось на лицах большинства из нас. Все мы помнили взрыв, произошедший месяц назад. Никто не думал, что сигнал тревоги мог оказаться простым учением.
Построившись в ряд, вместе с другими учениками друг за другом мы покинули помещение и, пройдя по коридору, через главный холл, вышли из здания, присоединившись к толпе остальных ребят из нашей школы.
- Как думаете, что происходит? - спросила Света, ни к кому конкретно не обращаясь.
- Трудно сказать… -пробормотала я.
Отойдя от девчонок, я подошла к группе парней-баскетболистов, а точнее, к Третьякову и его друзьям.
В школьное здание тем временем прошла группа полицейских с собаками-овчарками на поводках, и еще пара начала обходить ребят, столпившихся перед школой.
- Что же все-таки происходит? - повторила я вопрос подруги.
Никто из парней не смог сказать ничего конкретного - все были так же сбиты с толку, как и я, но через некоторое время ответ на него нашелся сам собой. К группе школьников подошли трое полицейских, а точнее, подошли конкретно к нашему классу, к 11«Б»…
- Николай Константинович Рахметов?
Оглянувшись, мы увидели Дохлого, стоявшего в толпе вместе со всеми остальными - на его обычно мрачном нахмуренном лице было написано недоумение.
- Это я. А почему вы спрашиваете?
- Пройдемте с нами.
Проводив до служебного автомобиля, они увезли его в неизвестном направлении. Но как-то сразу после этого по толпе прошел слух, что в вещах нашего одноклассника обнаружили еще одну самодельную бомбу - именно ее и искали те полицейские с собаками.
Ученики наперебой заговорили, обсуждая произошедшее между собой.
- Говорят, кто-то сделал анонимный звонок и сообщил об очередном готовящемся теракте.
- Значит, все это время это был Коля Рахметов?
- Я так и знала! Он всегда был такой странный!
Саму меня не переставало преследовать ощущение, что все эти события были как-то связаны между собой. Вандал, мое вчерашнее открытие, обещание Третьякова разобраться с ним, и вот теперь этот арест.
- Это ты обратился в полицию? - спросила я мажора.
- Нет, не я, - его брови были чуть нахмурены.
Школьный день был объявлен законченным раньше времени, и, забрав свои вещи за того класса, мы с Давидом пошли обратно к нашей элитной высотке.
- Ты точно не звонил в полицию? - задумчиво переспросила я.
- Нет, не звонил, Ника.
- Не знаю… так необычно все это. Еще вчера ты обещал разобраться с Рахметовым, а сегодня его арестовывают. Простое совпадение?
- Видимо так.
Должно быть, кто-то увидел у него эту самодельную бомбу, и в отличие от нас с Давидом не стал молчать и решил что-то предпринять на этот счет. Или же полицейские сами решили провести внезапный обыск (я помню, моя мачеха говорила о чем-то таком), а слухи об анонимном звонке - это просто слухи.
Впрочем, в моей предыдущей школе какие-то хулиганы-адреналинщики то и дело звонили в полицию и предупреждали о бомбе, просто ради внепланового выходного дня. Возможно, что-то такое произошло и здесь, а Дохлый просто случайно попался со своей взрывчаткой? Может быть, и так…
Но в любом случае я была очень рада, что все закончилось, и больше не будет ни взрывов, ни угрожающих надписей, ни попыток изнасилования. Я вздохнула с облегчением и, наконец, окончательно успокоилась.
Мы с Давидом подошли к нашему общему подъезду, но тут парень задержал меня, обняв за талию.
- Ну, что, Ника, сегодня снова пойдем ко мне? - нежным движением он убрал прядь волос с моего лица.
Я подавила вздох.
- Не знаю, Давид… По-моему сейчас мне лучше пойти домой и выяснить, что слышно о Коле - наверняка его отца вызовут в участок. Может, наконец, нам удастся узнать, что к чему.
- А ты не передумаешь? - спросил, наклонившись еще ниже ко мне.
Давид прижался губами к моим губам, поцеловал меня, тепло и сладко, отчего по моей коже пошли волнующие огненные мурашки, а в животе словно заплескались искрящиеся рыбки.
Конечно, я была бы не прочь провести еще один день в его доме. Мне не хотелось признаваться в этом даже самой себе… но правда была в том, что с каждым проведенным рядом с ним часом, я все сильнее и сильнее нуждалась в нем. Нуждалась в его объятиях, в поцелуях, в разговорах, да просто в нем, в парне, которого я любила.
Но наверное, именно поэтому мне и не стоило идти на поводу у своих чувств.
С каждым днем эти наши якобы отношения становились для меня все мучительнее, мне все больше и больше хотелось, чтобы он стал по-настоящему моим… и все равно я продолжала прятаться за свою гордость, как за броню. Продолжала, как бы холодно и одиноко в ней не было мне самой.