Красотка-еврейка (Король-сердцеед, Молодость короля Генриха - I)

Паола указала Ноэ на маленькую щелочку, через которую можно было видеть и слышать все, что делалось в лавочке. Ноэ приник к этой щелочке и увидал, что Рене высекал огонь, чтобы зажечь лампу. Затем он запер дверь, задвинул все засовы и обернулся к Годольфину. Юноша гулял в одной рубашке по комнате и говорил что-то с большой горячностью. Рене подошел к нему, осторожно положил обе руки на его плечи и заставил сесть на шдну из скамеек. Затем он положил руку на лоб Годольфина и сказал:

- Продолжай спать, приказываю тебе!

- Я сплю!- покорно ответил Годольфин.

- Годольфин, я люблю женщину!

- Я знаю это... я вижу ее...

- Где она?

- Она едет по мосту,- сказал Годольфин, который нередко смешивал прошлое с настоящим и будущим, что и бывало причиной ошибок Рене.

- Следуй за ней!

- Она перестает плакать... Входит толстый старик... Он выходит от нее... Идет по улице, спускается к реке.

- Это муж?

- Да, это муж!

- Что будет завтра с этим человеком?

- Я вижу, как он направляется к реке... идет по мосту...

- По какому?

- По тому, на котором находимся сейчас мы!

- Куда он идет?

- Не знаю... не вижу!

- Ладно! Возвратись к жене. Что с ней будет через три дня?

- Я вижу вооруженных людей... Они силой проникли в дом... Кровь! - с отчаянием выговорил Годольфин и поник головой, словно сломленный непосильным напряжением.

Тогда Рене взял его на руки, отнес на кровать и задумчиво сказал:

- Годольфин угадал, что я задумал! Мой проект удастся, и я буду обладать красоткой-еврейкой! Однако надо возвращаться в Лувр, королева ждет меня!

Рене потушил лампу, завернулся плотнее в плащ и вышел из лавочки.

- Не правда ли, все это очень странно? - шепнула Паола.

- Да-да, действительно "странно",- ответил Ноэ.- Это самое подходящее слово в данном случае!

Услышанное спугнуло его влюбленное настроение, и он скоро ушел, спустившись по лестнице на облюбованную мостовую перекладину. При этом он думал:

"Хорошо было бы повидать как можно скорее Генриха! Мне кажется, что его евреечка подвергается серьезной опасности!"

XIX

Незадолго перед тем, как Генрих Наваррский вошел в комнату Маргариты, принцесса сидела наедине с Нанси. Она была грустна, задумчива и, видимо, терзалась жесточайшей меланхолией. Нанси, посматривая на нее, думала: "Бедная принцесса, ей так необходима любовь, что она способна изобрести себе дружка, если он не найдется!"

Маргарита резко тряхнула головой и сказала:

- А знаешь ли, Нанси, он уже давно уехал, между тем от него нет ни малейшей весточки!

- Мужчины забывчивы,- ответила камеристка,- и на вашем месте, принцесса, я заплатила бы той же монетой.

- Бедная Нанси,- грустно сказала Маргарита,- вот и видно, что ты никогда не любила!

- Как знать,- слегка краснея, ответила Нанси.

- Что такое?- полушутливо сказала Маргарита, всматриваясь в лицо своей камеристки.- Ты любишь и ничего не говоришь мне? Так у вас завелись секреты?

- Ах, Господи,- еще более краснея, ответила Нанси,- но разве я сама знаю? Ведь любовь подходит незаметно... Сначала смеешься, шутишь, а потом настает момент, когда шутки замирают на устах...

- А ну-ка, скажи, милочка! Кажется, я угадала? Существует такой хорошенький паж, у которого темные волосы, черные глаза, красные губы и который становится пунцовым при встрече с тобой...

- Я знаю, ваше высочество, что Рауль любит меня, но могу ли я сказать то же самое и о себе?..

- Ну, если это так,- с капризным, решительным видом ответила камеристка,- если это так, то обещаю вашему высочеству, что Рауль не скоро разлюбит меня!

- Кокетка!

- Я знаю для того отличное средство, и если бы вы, ваше высочество, применили это средство к герцогу Гизу, то...

- Тише! Лучше скажи, какое это средство?

- Это средство любить, не говоря об этом и не выказывая этого. Чем хуже обращаются с милым дружком, тем сильнее любит он... Но - увы! - когда зло совершено, его уже не поправишь!

- Знаешь, что я тебе скажу, Нанси,- заметила принцесса,для девушки семнадцати лет ты удивительно опытна!

- О нет, ваше высочество, опыта мне еще не хватает, но я чутьем угадываю!

- И ты чутьем угадала, что зло, о котором ты говоришь, непоправимо?

- Нет, простите, ваше высочество, я говорю это не .в том смысле. Впрочем, если вы разрешите мне прибегнуть к метафоре, то я сумею лучше развить свою мысль.

- Ладно! Выкладывай свою метафору!

- Представьте себе, ваше высочество, что я приношу вам к завтраку целое блюдо остендских устриц. Вы знаете, что это очаровательное лакомство, но только, вскрывая раковину, надо стараться не проткнуть маленькой сумочки, наполненной горьким, как желчь, соком.

- Постой, да куда ты клонишь?

- Разрешите продолжать, ваше высочество. Так вот, представьте себе, что, неудачно вскрыв первую раковину, вы берете в рот ее содержимое и тут же делаете гримасу отвращения. Может ли это послужить уважительной причиной для отказа попробовать вторую устрицу?

- Разумеется нет!