Красотки кабаре

Через полчаса, немного успокоившись, они сидели в одном из салонов парохода и тихо разговаривали. Время обходится с женщинами гораздо безжалостнее, чем с мужчинами, однако Эмилия была по-прежнему красива, другое дело, что теперь это была совсем иная красота – не жгучая соблазнительность юности, а строгая и печальная зрелость. В этой сорокашестилетней женщине, когда-то сводившей с ума своим чувственным голосом и стройными ногами всю императорскую Вену, теперь появилось иное очарование – очарование всепонимающей мудрости. И Вульф был очень благодарен ей за то, что не только не испытал привычного разочарования, но оказался вновь очарован, хотя и иными, не столь соблазнительными чарами.

– У вас на виске шрам, – заметила Эмилия. – Это от той дуэли?

– Да. Странно, но на фоне всех последующих событий эта дуэль теперь представляется мне далеко не самым мрачным воспоминанием. – Вульф сделал паузу, а потом попросил: – Расскажите, как вас угораздило очутиться на этом пароходе. И вообще, я хочу все знать о вашей жизни с того момента, как мы расстались.

– Ну, это долгая история.

– Ничего, впереди у нас почти восемь дней плавания.

– Да, но я расскажу вам свою жизнь после, когда немного приду в себя. Впрочем, вы спрашивали, как я оказалась здесь. Наверное, вы будете удивлены, но это произошло благодаря тому самому человеку, с которым вы были так хорошо знакомы.

– Кто же это?

– Полковник Фихтер.

Вульф был удивлен.

– Но ведь он же застрелился еще в четырнадцатом году!

Сначала удивилась и Эмилия, но потом, поняв причину недоразумения, улыбнулась.

– Простите, что я вас запутала. Конечно же, я имею в виду Стефана Фихтера, которого вы когда-то знавали лейтенантом и который теперь дослужился до полковника… – она чуть помедлила, – германского вермахта.

– А! – скептически усмехнулся Вульф. – Наш доблестный поклонник Ницше прошел весь путь до конца, нанявшись служить к тому жалкому демагогу, который тоже объявил себя поклонником этого философа.

– Вы несправедливы к нему, – мягко возразила Эмилия. – Во-первых, после аншлюса Австрии у него не оставалось иного выхода. А во-вторых, как он мне сам признался во время нашей последней встречи во Франции, он всерьез разочаровался в Ницше. Вы не поверите, но Стефан даже вспоминал о вас!

– Обо мне?

– Да. Вы помните, как мы однажды втроем ужинали у Захера? Это было после спиритического сеанса у графини Хаммерсфильд.

– Разумеется, помню. И мы еще говорили о Ницше, Уайльде, Соловьеве…

– Вот-вот! И Стефан сказал, что вы тогда были правы.

– В чем именно?

– А в том, что теорией одного ничтожества, воспевавшего сверхчеловека, воспользовались другие ничтожества, которые стали диктаторами и заставили считать себя великими.

– Это значит, что он разочаровался в Гитлере? Почему же тогда не подаст в отставку, почему продолжает маршировать по Европе вместе со всей этой бандой?

– Если бы он подал в отставку, – грустно заметила Эмилия, с легкой укоризной глядя на Вульфа, – то я бы уже была мертва. Именно Стефан нашел меня сразу после того, как немцы заняли Париж. И именно он поручил своим друзьям, кстати, вы их тоже должны помнить – это бывший корнет Хартвиг и его супруга графиня Хаммерсфильд, – вывезти меня в свободную зону и посадить на этот пароход.

– Простите, я этого не знал. – Слушая о достойных деяниях своего бывшего соперника, Вульф ощущал какую-то странную смесь неловкости и раздражения. Ему словно бы приходилось оправдываться в глазах сидевшей напротив него женщины. – Кстати, но ведь и я могу сказать, что господин Фихтер был прав, считая Ницше великим человеком. Только проницательный мыслитель был способен дать социалистам такую точную оценку, утверждая, что они могут существовать у власти лишь с помощью крайних террористических средств, а потому заранее готовятся к господству ужаса. Правда, он недооценил силу террора, который может длиться десятилетиями…

Вульфу вдруг почудились черные, раскачивающиеся от огненного ветра трупы повешенных, горящие дома, оглушительная пулеметная пальба… Он замолчал и очнулся лишь тогда, когда Эмилия мягко коснулась его руки.

– Вы расскажете мне о том, как жили все эти годы, после своего отъезда в Россию? Вам ведь тоже пришлось многое пережить?