Хотя до 1985 г. карьера Ельцина не позволяла предположить, что у него есть хоть что-то общее с русскими националистами или с интеллектуалами либерального толка, в годы перестройки ему с поразительным успехом удалось привлечь на свою сторону и тех и других. Москва гудела от радикальной активности всех видов, а базирующиеся в столице всесоюзные СМИ служили ее рупором. Расцвела импровизированная и неряшливая частная торговля: по всему городу как грибы появлялись ларьки и прилавки. В те годы в советской столице уже витал «постсоветский» дух: в конце 1990 г. станции метро избавились от имен прежних советских деятелей вроде Жданова и Калинина, а центральные городские улицы вернули себе дореволюционные названия (улица Горького снова стала Тверской, а площадь Дзержинского – Лубянкой). Ленинград пошел еще дальше, и на городском референдуме с небольшим отрывом победило предложение вернуть городу старое имперское имя Санкт-Петербург.
Если в 1987 г. Горбачев называл положение советской экономики «предкризисным», то к 1990–1991 гг. ее охватил полномасштабный кризис, во многом спровоцированный политикой самого Горбачева. Первоначально высокий рейтинг Горбачева к 1990 г. упал до 20 %, а в 1991-м опустился ниже нуля. Темпы роста советской экономики также стали отрицательными. Цена на нефть взлетела в ноябре 1990 г., но менее чем через год снова опустилась в район 40 долларов за баррель. В любом случае добыча нефти в СССР в 1991 г. упала на 9 % относительно предыдущего года; снижение шло третий год подряд, вызывая опасения, что, если тенденция продолжится, Советскому Союзу придется импортировать нефть. Небольшой бюджетный дефицит начала 1980-х гг. к концу 1990 г. раздулся до почти 58 млрд рублей (это официальные данные; американские экономисты считают цифру сильно заниженной). Золотовалютные резервы сократились; внутренние цены выросли. Инфляция галопировала, города столкнулись с проблемой снабжения, а уличная преступность взлетела до небес.
Тем временем по всей стране раздавалось тревожное, но туманное слово «суверенитет». Началось все с Прибалтики, откуда сначала зазвучали требования этого самого суверенитета, а потом и декларации о суверенитете, принятые руководством, которое пришло к власти после победы народных фронтов на республиканских выборах; к концу 1990 г. это поветрие охватило практически все республики СССР, в том числе среднеазиатские, где такие декларации принимались не народными фронтами, противопоставляющими себя советскому истеблишменту, но самим советским истеблишментом местного разлива. На самом деле, согласно Конституциям СССР 1936 и 1977 гг., союзные республики и так пользовались ограниченным «суверенитетом» и обладали «суверенными правами», но им хотелось большего. Под суверенитетом в тот момент имелось в виду резкое ограничение влияния Москвы, а также уступка ею права распоряжаться ресурсами (включая налоговые поступления). Эта тенденция была, конечно, весьма тревожной для центра, учитывая вероятность того, что декларации о суверенитете могут, прежде всего в Прибалтике, превратиться в декларации независимости и отделение от СССР. Но сильнее всего обескураживало то, что Россия (РСФСР) под руководством Ельцина одной из первых (в июне 1990 г.) заявила о своих претензиях на суверенитет над своей территорией и ресурсами, – и вскоре стало ясно, что под «ресурсами» имеются в виду в том числе и налоги. Россия составляла ядро Советского Союза; на нее приходилось 77 % его территории, 51 % населения (по данным переписи 1989 г.) и около 3/5 внутреннего продукта. Если Россия (забудем уже о республиках поменьше) станет оставлять себе все налоги, поступающие с ее территории, как советское правительство сможет управлять страной?
Исторически сложилось, что у РСФСР не было ряда республиканских институтов, в том числе коммунистической партии, КГБ и Академии наук, которые имелись у других советских республик. В свое время такое решение было принято с целью сдержать русский национализм, и, похоже, в какой-то мере это сработало: согласно социологическим опросам времен позднего СССР, русские люди, говоря о своей национальности, чаще причисляли себя к «советскому народу», чем представители какого-либо другого этноса. Но в административном плане, особенно с учетом того что Москва была столицей как СССР, так и РСФСР, это зачастую означало, что их юрисдикция не была четко разграничена. До перестройки никто и помыслить не мог использовать РСФСР в качестве политической опоры в борьбе за власть – пока на сцену не вышел Ельцин.