Кратер Эршота

Он не договорил. Борис поднял с земли кусок камня. В белом кварце поблёскивали жёлтые нити золота. Но теперь золото уже никого не удивляло.

— Ну-с, и тут рудное золото. Вот что… Пока у нас есть время, давайте-ка зажжём все три фонаря и пройдёмся в глубь пещеры. Чем она нас порадует?

В жёлтом свете фонарей стены пещеры тускло поблёскивали гранями камня. Рудные тела, хорошо заметные на изломах, попадались очень часто. Чем дальше, тем становилось теплее. Вот шестнадцать градусов, девятнадцать! В глубине пещеры каменные стены стали тёплыми уже на ощупь. Но вот и тупик. Разведчики внимательно осмотрели огромную монолитную глыбу, закрывавшую ход вперёд. Где-то за ней, в душном склепе, лежат останки Сперанского.

Петя взглянул под ноги: на ссохшейся глине пола он ясно увидел следы человеческих ног…

Жеребец уверенно гнал табун. Две лошади, которым удалось сорвать уздечки, бежали впереди, остальные восемь, спутанные одной верёвкой, шли кучей, а жеребец сзади подгонял отстававших. Он хорошо помнил дорогу, и на поворотах, когда передние начинали неуверенно топтаться на месте, забегал вперёд и некоторое время вёл табун, чтобы затем снова занять место сзади. Табун не останавливался. Перевал, за ним — горная долина, а дальше — широкая река, высокие и густые травы, тёплые озера. Уставшие лошади, повинуясь вожаку, шли из последних сил и попали наконец на первое бесснежное пастбище. Здесь они отдохнули, походили по сухой тра-ве и затем неторопливо направились вдоль реки, к знакомому им месту первой стоянки.

Вечером, когда табун, успокоившись, проходил по лесу, из чащи рявкнул потревоженный медведь. Лошади кинулись на голый берег реки. Бойкая серая кобылица, ходившая отдельно от табуна, с разбегу бросилась в воду и, призывно заржав, поплыла. Табун сгрудился на берегу. Жеребец тревожно заржал, чуя опасность, но лошадь все плыла и плыла, вытянув морду. Скоро её стало относить течением вниз. И тогда жеребец не выдержал. Он загнал в реку весь табун и сам поплыл на выручку кобылицы. Кони плыли, дико храпя и отфыр-киваясь. На середине реки их подхватило быстрое течение и неудержимо понесло. Передняя лошадь поняла наконец опасность. Она испуганно и дико заржала и печально оглянулась назад; ей ответил такой же тревожный, но полный ещё силы и веры в жизнь голос вожака. А течение уносило табун все быстрей и быстрей. Бешеная река словно спешила совершить своё мрачное дело. Лошадей кружило, вертело. В последний раз, покрывая шум близкого подземного водопада, над долиной, над рекой, над притихшими горами тревожно и жалобно, с предсмертной тоской в голосе заржали лошади.

Пенистые буруны огромной силы легко подхватили коней, вынесли на гребень, ударили о мокрые скалы, закрутили и с рёвом умчали в глубь земли…

Лошади полевой партии 14-бис погибли все до одной.

И снова несётся над долиной несмолкаемый шум водопада, уходящего в бездну, плещутся о берега мутные волны беспокойной и коварной реки и редко-редко вскрикнет в лесу, чего-то испугавшись, сумасшедшая сойка.

Все как прежде…

На исходе второго дня сидящие в пещере услышали повизгивание собак, голоса, а через несколько минут Любимов, Орочко и Лука Лукич сидели у костра и пили горячий чай. Вся полевая партия была снова в сборе. Решалась судьба похода.

— Итак, мы остались без лошадей. До базы не меньше трехсот километров, — в раздумье говорил Усков. — До нашей стоянки у Бешеной реки — чуть меньше ста. В лучшем случае лошадки там, а возможно, что они и погибли. Вы, товарищи, представляете себе?.. Кстати, как у нас с продуктами, Лука Лукич?

Завхоз, все время сидевший с опущенными глазами, вздохнул и поглядел на Ускова. Начальник партии улыбнулся:

— Ну, будет, не расстраивайся. Теперь уж не поможешь. Как с продуктами?

Продукты ещё имелись. Выходило, что каждому придётся нести на себе около десяти килограммов провианта, топор, ружьё, боеприпасы, спальный мешок и разные мелочи, в том числе рацию и питание для неё. Все остальное должно остаться в пещере — вся геологическая коллекция, плащи, сапоги, седла, вьюки.

— Мы можем только тем себя утешить, товарищи, — сказал Усков, — что привезём точные сведения о новых месторождениях и безошибочно укажем места будущих богатейших приисков. Весной приедем и развернём работы.

После небольшого размышления он прибавил;

— Есть возможность сократить путь километров на двадцать, а то и на все тридцать. Я смотрел по своей карте. Если мы пойдём не по прежнему следу, а пересечём горы напрямик, то выйдем сразу к Бешеной реке. Как вы смотрите? Прошу учесть, что горы всё-таки довольно высокие. Верхняя точка, по моим расчётам, две тысячи триста пятьдесят метров.

— Идём! Все равно идём! — подхватил Борис.

— Твоё мнение, Николай Никанорович? Проводник задумался. Предложение, конечно, заманчиво, но…

— Здесь когда-то проходил путешественник Терский, — сказал он. — Лет сто назад. Он составил карту Самой высокой горе дал имя Эршот. Других карт нет. И вообще места неисследованные. Можно нарваться на препятствия и неожиданности.