Кастильо всегда оправдывал фальсификации выборов необходимостью недопущения к власти ГРС, ужасно, с его точки зрения, управлявшего страной ранее. Такое оправдание перестало бы иметь смысл в случае создания союза радикалов, прогрессивных демократов (они были очень уважаемы даже после смерти Лисандро де ла Торре) и социалистов. Кроме того, такой альянс мог рассчитывать на поддержку Коммунистической партии, продолжавшей активные действия, несмотря на свое нелегальное положение. Названные партии проводили собрания для выработки общей программы на выборах, которые должны были состояться в сентябре 1943 г.
В феврале 1943 г. президент Кастильо — очень упрямый человек, навязал кандидатуру Робустиано Патрона Косты для участия в президентских выборах, и, хотя это вызвало недовольство внутри партии консерваторов, особенно в провинции Буэнос-Айрес, кандидатура Патрона Косты была одобрена. Он был промышленником из Сальты и выступал против продолжения политики нейтралитета в войне и за союз с антифашистской коалицией, что было странно слышать от человека, выдвинутого Кастильо.
Итак, предвыборная ситуация была более или менее ясна: с одной стороны — демократический фронт, еще не имевший кандидата, но состоявший из традиционно влиятельных партий; с другой стороны — вновь объединившиеся консерваторы и антиперсоналисты, выдвинувшие кандидатуру Патрона Косты.
Такова была ситуация, когда у части радикалов возникла блестящая идея предложить министру вооруженных сил генералу Педро Пабло Рамиресу стать кандидатом от Демократического фронта. Они полагали, что кандидатура военного министра сделает невозможной фальсификацию выборов, и таким образом радикалы победят и сформируют правительство. Радикалы провели переговоры с генералом Рамиресом, которому понравилось это предложение. Об этом узнал президент и попросил публичных объяснений. Генерал Рамирес выпустил довольно двусмысленное коммюнике, и Кастильо настаивал на его опровержении. Тогда военные из Кампо-де-Майо подняли восстание и 4 июня 1943 г. свергли президента.
Группа объединенных офицеров
Внутри армии действовала организация, созданная в марте 1943 г. Она называлась Группой объединенных офицеров. В нее входили националистически настроенные военные, среди которых особым престижем пользовался молодой полковник Хуан Перон, недавно вернувшийся со стажировки из Европы. Именно Группа объединенных офицеров осуществила военный переворот, не имевший четкой программы и лидера. Военное руководство переворотом осуществил генерал Роусон. Он должен был занять пост президента, однако его собственные соратники не допустили этого, потому что не были согласны с кандидатурами министров, предложенных Роусоном.
Так что начало революции 1943 г. было гротескным: ее вызвало незначительное событие, она не имела конкретной программы, а ее военный лидер так и не возглавил страну. В конце концов на первую роль вышел бывший министр вооруженных сил Рамирес, что заставляет думать о его измене президенту. Эту версию подтверждают его противоречивые действия в начале революции. Кроме того, очевидно, что армия, или, вернее, гарнизон Кампо-де-Майо, начал революцию без определенного плана. В то время военные и общество в целом четко понимали, чего они не хотели для страны, но при этом не знали, что надо делать.
Так возникло правительство де-факто, с самого начала вызвавшее подозрение у стран антифашистской коалиции, особенно США. Именно из-за отсутствия программы военные, осуществившие революцию, позволили некоторым организациям националистического толка занять важные позиции в политике, поскольку у этих организаций план действий был и они могли проводить определенную политику в правительстве. Однако их деятельность вызвала отторжение со стороны демократических сил, интеллигенции, университетских кругов. Одними из первых мер нового правительства де-факто стали попытки навязать преподавание католической религии в школах, декрет о роспуске политических партий, репрессии в отношении представителей интеллигенции, требовавших исполнения страной международных обязательств.
Очень скоро новое правительство вызвало неприязнь у тех, кто поначалу с воодушевлением воспринял свержение непопулярного Кастильо, который к тому же из-за постоянных фальсификаций выборов не мог считаться легитимным президентом. Кроме того, несмотря на свой очевидный патриотизм, он все больше склонялся к прагматичному национализму, очень похожему на национализм правительства, возникшего в результате революции 1943 г.