Краткая история Австралии

Он и другие его образованные современники, в частности Жермен Грир, Роберт Хьюджес и Клайв Джеймс, покинули Австралию в поисках международного успеха. Не в состоянии примириться со скупой, конформизмом и филистерством отечества их юности и превратившись в «экспатов»-иностранцев, они все равно не смогли выйти из роли назойливых оводов, жаля своими суждениями. Другие недовольные покидали пригороды, ища спасения в центральных районах городов, где европейские иммигранты начинали создавать специфическую атмосферу большого города с присущим ей пристрастием к вину, пище и уличному образу жизни, стремясь облагородить свое новое прибежище. Модернисты считали размеренный быт пригородов отупляющим и гнетущим, свободу и возможность самореализации предпочитая искать в крайностях, в беспорядочной жизни богемы. Понадобился такой проницательный историк, как Хью Стретгон, чтобы в реформистской работе «Идеи для австралийских городов» (Ideas for Australian Cities, 1970) показать, какое удовлетворение могут принести человеку дом и сад в четверть акра. И лишь гораздо позднее, когда мечты о загородной жизни окончательно разбились, более молодые историки вернулись к теме пригородов, постмодернистски воспринимая их как место, где гнездятся опасности и пороки, обиталище «Пригородных чудовищ» (The Beasts of Suburbia, 1994).

Настал момент, когда поколение бэби-бумеров начало отвергать образ жизни своих родителей, и консервативный порядок разбился вдребезги. Для международного движения «новых левых», возникшего в 1968-м — году баррикад — в студенческих кампусах, сама вьетнамская война стала только частью более широкой борьбы за освобождение стран «третьего мира» от империализма эпохи «холодной войны». Этой борьбе сопутствовали движения внутри стран за освобождение развитых индустриальных обществ от их собственных пороков. «Новые левые» выступали против потребительства с его деструктивным влиянием на окружающую среду, против карьеризма с его отрицанием индивиду-дальности и против общепринятой морали с ее угнетением возможности самореализации. Этот новый иконоборческий радикализм отрицал респектабельность, для него была характерна некая театральность, выражавшаяся в специфическом языке и жестах, одежде и во всем внешнем виде его приверженцев. В своих амбициозных попытках создать основу контркультуры, которая должна была распространяться на все стороны личных взаимоотношений, новый радикализм был наивен, настаивая на том, что личная жизнь есть жизнь политическая и что торжество интимности способно сломать все существующие барьеры и создать гармонию.

Хотя «Новые левые» были настроены оппозиционно, их идеи и установки основательно повлияли на культуру; к концу 1960-х годов премьер-министр в поисках популярности излишне картинно приблизил к себе музыкальную группу «Сикерс» (The Seekers), демонстрируя приверженность моде. Радикалы из поколения бэби-бумеров порвали с иерархической дисциплиной «старых левых», выступив за менее формальный, более открытый и экспрессивный стиль отношений, и ориентировались не столько на рабочий класс, сколько на прогрессивную интеллигенцию. Разрывы такого же рода ознаменовали возникновение движений за освобождение женщин, либерализацию лиц с нестандартной сексуальной ориентацией и других подобных проектов. Они были предтечами новых общественных движений, представлявших собой другую форму политики, ориентированную на решение конкретной задачи и опиравшуюся на меняющиеся, хотя и реальные идентичности — эти кочевые феномены нашего времени.

Новая политика отвергала конформизм массового общества и оспаривала его механизмы контроля. Набирали силу кампании против цензуры, смертной казни и расовой дискриминации. Группа по иммиграционным реформам выступала за отмену политики «Белой Австралии», которая и так все больше смещала правительство: в 1958 г. без особой огласки отменили практику проведения проверочных диктантов при принятии гражданства, в 1966-м политика «Белой Австралии» была практически отменена, и к концу десятилетия в страну ежегодно въезжали около 10 тыс. небелых иммигрантов. Группы мигрантов все больше стремились сохранять свою культурную идентичность.

Самый драматический вызов пришел со стороны Движения аборигенов, и именно в тот момент, когда правительство пусть с опозданием, но наконец стало получать результаты своей политики ассимиляции. В 1959 г. Австралийский Союз распространил социальные пособия на всех аборигенов, кроме «кочевых и примитивных», а в 1962 г. все аборигены получили право голоса. В 1965 г. Арбитражный суд вынес постановление о равной с белыми оплате труда пастухов-аборигенов. В 1967 г. общенациональный референдум, получивший поддержку всех основных политических партий и проведенный среди подавляющего большинства населения, уполномочил государство принять законодательство для аборигенов.