Краткая история Австралии

Спорт был одним из видов большого бизнеса. В 1977 г. телевизионная сеть Керри Пакера оплатила услуги ведущих игроков в крикет, нарядила их в броские одежды и превратила спокойную игру в яркое представление. И другие спортивные правила вскоре отступили перед аналогичными соображениями коммерческой необходимости. Спортивные игры стали медийным продуктом, клубы превратились в корпорации, герои спорта становились знаменитостями. Разница между любителями и профессионалами когда-то утверждала превосходство добровольного участника над наемником, удовольствия над вознаграждением. Теперь профессионализм стал синонимом успеха, а кумиры спорта — жертвами обвинений в употреблении допинга, договорных матчах и сексуальной распущенности.

Таковы были развлечения в продолжавшей процветать стране. При всех стрессах, связанных с экономическими реформами 1980-х и 1990-х годов, Австралия оставалась богатой страной. Люди жили дольше, были лучше образованны, приобретали больше имущества и больше времени уделяли досугу. Некоторую тревогу вызывала пропасть, разделявшая тех, кому удалось воспользоваться новыми возможностями, и тех, кто этого сделать не сумел. Чтобы не отставать, приходилось больше и напряженнее работать и больше беспокоиться о семье. Отставание усиливало недовольство и вызывало меньше сочувствия. Международные обследования свидетельствовали о том, что австралийцы были настроены более оптимистично, чем граждане других развитых стран, поскольку они сохранили веру в будущие возможности, но социальные опросы выявляли широкое распространение ностальгии по более простому, более беззаботному прошлому. Процесс национального обновления, адаптировавшего Австралию к преобразованиям в международном сообществе, также вызывал опасения по поводу утраты собственного своеобразия.

Когда закончился продолжительный подъем, в стране было 13,5 млн жителей, в первые годы нового века — уже 20 млн. Тасмания и Южная Австралия находились в состоянии застоя, Квинсленд и Западная Австралия развивались более быстрыми темпами, но концентрация населения в юго-восточной части континента продолжалась. В Сиднее с пригородами насчитывалось более 4 млн жителей, а Мельбурн приближался к этому уровню. Золотой берег Квинсленда, как магнит, притягивал вышедших на пенсию южан, и к концу века через Брисбен протянулся «коридор» с населением 2,4 млн человек.

Более одной пятой населения Австралии были родом из других стран — больше, чем в Канаде, США или любом другом переселенческом обществе. Большинство мигрантов направлялись в Сидней и Мельбурн — возникал контраст между преобладанием европейцев в маленьких городах и космополитической атмосферой двух крупных городов. Мельбурн больше привлекал послевоенных мигрантов из Южной и Восточной Европы, принял многих из 225 тыс. вьетнамцев, поселившихся там после 1975 г., а также другие группы неевропейских мигрантов, а Сидней притягивал вновь прибывших из Восточной и Юго-Восточной Азии, с Ближнего Востока, из Латинской Америки и островных государств Тихого океана. Увеличивался также контраст между смешанным расселением мигрантов в Мельбурне и разраставшимися анклавами отдельных мигрантских общин в Сиднее.

Мультикультурализм — и слово, и понятие оставались расплывчатыми и спорными. Его сторонники превозносили богатство и разнообразие культурных традиций, толерантность и плюрализм мультикультурной нации. Традиционные националисты акцентировали внимание на своеобразии отдельных групп и усилении различий. Приглушаемая двухпартийной поддержкой мультикультурализма правительствами Фрейзера и Хоука, эта полемика периодически выливалась в ожесточенные споры. В 1983 г. историк Джеффри Блейн подверг сомнению принцип недопущения дискриминации, заявив, что уровень иммиграции из Азии превышал уровень приятия ее обществом. Уязвленный обвинениями в расизме, он в ответ выдвинул доводы о том, что правительство проводило политику «капитуляции Австралии» и что мультикультурализм превращает Австралию в «нацию племен». В конце 1980-х годов Джон Говард снова заговорил о слишком высоком уровне миграции из Азии и критиковал мультикультурализм как «бесцельную, сеющую рознь» политику.