Ни один из этих эпизодов не прояснил значения мультикультурализма. Наоборот, они показали, что культура не более чем эвфемизм, за которым кроется понятие расовых различий. Сторонники этого направления концентрировали все внимание на «азиатизации», а критики отклоняли всякое дальнейшее обсуждение, обвиняя их в том, что они хотят вернуться к концепции «Белой Австралии», и предупреждали о том, что таким образом они нанесут ущерб национальной репутации. И то и другое мнения находили живой отклик в соседних странах Юго-Восточной Азии. Демагогам, вещающим по радио и представляющим Партию единой Австралии, оставалось черпать аргументы из кладезя слепой приверженности идеям мультикультуризма. Однако лидеры мало помогали в этом. Они рисовали прежнюю Австралию как «остров предрассудков», возродившийся к жизни только благодаря усилиям нового послевоенного поколения, которое избавилось от гнета монокультуры. Настаивая на единстве нации, в основе которого лежит многообразие культурной практики как определяющая черта, они свели на нет эту и без того расплывчатую концепцию. Они подвергали критике существовавший ранее порядок, но при этом не могли объяснить, каким образом произошла трансформация. Не признавали того факта, что она имела мирный характер и что Австралии удалось избежать возобновления этнической вражды, то и дело вспыхивавшей в других районах мира. Таким образом, они оказались апологетами изолированности, которую сами же и порицали.
Интеграция новоприбывших — логическая закономерность жизни общества поселенцев, а в Австралии она выражена особенно сильно. Мультикультурализм выполняет функции политики заселения в стране, которая продолжает ежегодно принимать около 100 тыс. постоянных поселенцев (а также более 4 млн туристов, 200 тыс. командированных и 100 тыс. студентов) со всего мира. Отход федерального правительства от идей мультикультурализма после 1996 г. не изменил этой закономерности, и к 2001 г. Говард сам стал публично заявлять о поддержке мультикультурализма. На вопрос, почему он изменил свое мнение, он ответил просто: «Надо принимать жизнь такой, как она есть».
В течение 200 лет Австралия наращивала численность населения страны за счет приглашения поселенцев из-за океана, и вот впервые раздался голос, призывающий к сдерживанию притока иммигрантов. Это был голос сторонников охраны окружающей среды. Окончание долгого периода экономического бума совпало с расширением наших знаний о цене развития. Величайший триумф послевоенного периода оказался иллюзией. Власти района Сноуи-Маунтинс повернули течение рек с юго-восточного побережья для орошения долины Риверайны и отравили солью ее почвы; на реке Орд, протекающей по северо-западному побережью, была сооружена плотина, но зараженная насекомыми вода погубила большую часть урожая; государственная научная организация объявила биологическую войну кроликам, но выжившие в ней особи вернулись, и борьба за пастбища возобновилась. Утрата веры в способность управлять экономическим ростом сопровождалась не меньшими сомнениями в возможностях научного контроля за природой.
Движение в защиту окружающей среды проявило себя рядом акций в 1970-х годах. Профсоюз рабочих-строителей в Сиднее был инициатором «зеленых запретов» в отношении беспорядочного разрушения инфраструктуры города. Участники аналогичной кампании в Квинсленде предотвратили добычу минеральных песков на острове Фрейзер и остановили бульдозерную расчистку тропического леса на материке. В Тасмании Общество защиты дикой природы заблокировало проект сооружения гидроэлектростанции на реке Франклин. По всей стране активисты боролись за предотвращение вырубки лесов на экспорт. Численность объединений по защите природы возросла с 100 тыс. в 1974 г. до 700 тыс. в 1991 г. Они создали новую политическую Партию зеленых, к концу десятилетия пользовавшуюся значительной поддержкой. Под руководством своего лидера Боба Брауна зеленые смогли стать внятной альтернативой лейбористам с их осторожной политикой.