Белокриницкая братия уже знала, что русское правительство предпринимает какие-то меры против старообрядческой иерархии: еще 16 июня 1847 г. получили в монастыре письмо из России, в котором сообщалось, что выехавший туда из монастыря настоятель, архимандрит Геронтий, арестован на возвратном пути в Австрию 28 мая и "отправлен к царю в Петербург". Геронтий послан был в Россию с извещением всем христианам о совершившихся в Белой Кринице радостных событиях и по сбору на содержание монастыря. Все, что при нем было, отобрали, и он после длительных допросов был заключен в знаменитую Шлиссельбургскую крепость.
[233] Белокриницкая братия приготовилась ко всяким неприятностям, которые не замедлили нагрянуть на всю митрополию. 1 (13) декабря 1847 г. в монастырь явился от губернатора из г. Львова особый чиновник с предписанием немедленной доставки митрополита Амвросия во Львов к самому губернатору. На другой же день митрополит выехал в город в сопровождении инока Алимпия и нескольких мирских уполномоченных. Отсюда он был препровожден в Вену. Здесь ему было . объявлено с одной стороны требование русского правительства прекратить всякое сношение со старообрядцами и отправиться в ссылку на заточение, а с другой - ласковое отеческое послание патриарха Константинопольского Анфима, убеждающее его возвратиться в греческую церковь, где ждет его "лучшая епархия", и угрожающее в случае неповиновения извержением из сана. [234] Предложение Анфима было очень соблазнительным: в Константинополе у м. Амвросия было немало добрых друзей; по наблюдениям инока Павла, "он всеми знаменитыми архиереями и цареградскими купцами утешаем был ежедневным гостеприимством, яко присный и простосердечный отец, и целуем был, яко розовый крин". [235] Слабый, малодушный и расчетливый человек, конечно, легко согласился бы вернуться в такую среду спокойного, идиллического и обеспеченного жития. Не таков был дивный Амвросий. Еще в прошении императору Фердинанду, врученном ему при личном представлении, митрополит Амвросий писал: "С твердостью решился я принять избрание староверческого общества в верховного пастыря, видя пред собою самое явное божественное провидение, которое меня предназначило, дабы лишенное до сих пор священного пастыря оное общество руководить в вечному блаженству-пути. Для того с искреннейшим желанием и, одушевлен будучи любовию и ревностию, всю свою жизнь за благосостояние такового общества готов пожертвовать". [236] Теперь предстало м. Амвросию на деле доказать эту преданность. От имени австрийского правительства министр граф Инцаг предложил митрополиту выбирать одно из двух: или всю жизнь быть в изгнании, в заточении, лишенным свободы и деятельности, или вернуться в родную страну под обещанное покровительство патриархии, жить обеспеченным и свободным. Митрополит Амвросий ответил на это с непоколебимой твердостью: "Я единожды сию религию принял и уже вспять возвратиться отнюдь не желаю: потому что я, как выше сказано, не влез в чужое стадо или в чужую епархию; но словом сказать, Божиим благоволением и по царской милости и правам, данным староверческому народу в Буковине, на звание и просьбу того же народа чрез их депутатов пришел я по ревности евангельской к овцам, не имущим пастыря, не на уничтожение, но на увеличение славы Божией, где остатки сих старых моих лет положить и самую мою жизнь окончить желаю, благодаря Бога". [237] У митрополита Амвросия, как видно, еще теплилась надежда, что он может быть возвращен в Белую Криницу, к своей пастве, с которой он так сжился и сроднился. Его ответ был представлен на Высочайшее решение. Но что мог решить австрийский монарх в виду такого грозного требования русского императора? Он повелел уведомить м Амвросия, что "возвращение его на Белокриницкую кафедру не может больше иметь места". Уведомляя о сем митрополита, граф Инцаг писал ему: "За нужное поставляю ваше преосвященство понудить - выразить посему свою решимость: или возвратиться к патриарху, или в заточение, и мне таковое в восемь дней представить". [238] И после этого предписания м. Амвросий все еще надеялся подействовать на правительство своими мольбами и объяснениями. "Я не плачу о лишении моей прежней Босанской митрополии, - писал он в ответ на предписание министра, - тамо бо виновны мусульмане, враги Креста Христова; но всего прискорбнее, что ныне уже и под скипетром христианского императора второе новое подъемлю наказание в лишении врученной мне паствы и новоучрежденнаго архиерейскаго престола в Белой Кринице, [239] да еще над всем тем, вовсе против совести моей: его убеждением, его угождением - или отступить вспять и возвратиться к патриарху, или вкусить вечного заточения. Потому ныне я нахожусь на краю самой страшнейшей пропасти: лишен всякой епархии, лишен чести, доверия и самых нужнейших средств, чтобы мог жить где-нибудь соразмерно моему званию с спокойствием". [240] На эту жалобу последовало окончательное решение 26 июля 1848 г.: "Сие решение, - предписывал митрополиту г. министр, - с строжайшим подтверждением дается вам, дабы вы отнюдь не имели никакого с липованами союза, но с получения сего немедленно отправились в назначенное вам местопребывание - в город Цилли, и там будете находиться по смерть вашу, с тем замечанием, что выезд из города никуда не позволяется вам - отлучаться без особого дозволения тамошнего губернатора".[241]