Краткая история крестовых походов

Однако его просьба осталась без ответа, поэтому Балдуину пришлось остаться на троне. Каждый следующий день отнимал у него силы, а пять лет спустя он уже не мог ни видеть, ни ходить, ни владеть руками. Надо отдать королю должное: осознавая возложенную на него ответственность, он старался не отчаиваться. Тем не менее его непрекращающиеся попытки отречься к успеху не приводили, ибо договориться о едином кандидате не удавалось – назначать такового надо было ему самому.

Поскольку сестра Балдуина Сибилла была не замужем, он принялся подыскивать ей подходящую партию. Наконец, его выбор пал на авантюриста Ги де Лузиньяна: разумеется, не чуждого некоторому безрассудству. Прошлое этого человека оказалось чрезвычайно пестрым – он был вышвырнут из Франции за нападение на представителей его феодального сюзерена Ричарда Львиное Сердце, – но он был одарен, богат и, самое главное, не женат. Ги поспешил в Иерусалим, вошел в королевскую семью и после свадьбы его на постоянной основе назначили регентом.

Этому браку полагалось стабилизировать политическую ситуацию, однако Ги де Лузиньяну совершенно не подходила пропитанная ядом атмосфера двора. Ему так и не удалось объединить под своим началом вздорных баронов, поэтому через год Балдуину IV снова пришлось взять управление государством в свои руки.

Хотя к этому моменту король был физически и морально истощен, королевство сохраняло целостность и держало в узде врагов только благодаря его репутации. К счастью для крестоносцев, оно все еще оставалось грозной силой. Когда Саладин позже – в том же году – осадил один из замков на территории нынешней Иордании, ослепший и парализованный Балдуин приказал вынести его на поле брани на носилках, после чего султан благоразумно решил отступить. Эта сцена повторилась и год спустя, когда Саладин опять встал под стенами той же крепости. При виде Прокаженного короля египтяне и на сей раз снялись и ушли.

Для несчастного правителя это стало последней победой. Несколько месяцев спустя, весной 1185 года, храбрый Балдуин IV умер[97], унеся в могилу последнее ощущение единства королевства. Придворные группировки тут же открыто вступили в борьбу, а отношения между ними настолько накалились, что одна из них даже обратилась за помощью к Саладину.

Рога Хаттина

Султан был бесконечно рад вмешаться. Пока государства крестоносцев оставались слабыми и раздробленными, он тщательно готовил почву для своего великого наступления. Саладин уже давно бил в барабаны джихада, основывал религиозные школы, возводил новые мечети и безжалостно навязывал законы шариата, однако теперь его приверженность религиозной войне превратилась фактически в манию. «Он больше ни о чем не говорил, – писал один из хорошо знавших его соратников, – и не питал особой симпатии ко всем, кто говорил о чем-то другом либо поощрял любую иную деятельность[98]».

Одержимость Саладина подпитывала твердая уверенность в том, что Бог специально выбрал его, дабы очистить Палестину – а затем, не исключено, и весь мир – от всех, кто не исповедовал мусульманскую веру. «Когда Господь дарует мне победу над Палестиной, – сказал он задумчиво другу, – … я подниму парус и отправлюсь к ним, я буду преследовать франков в их далеком краю, чтобы избавить землю от всех, кто не верит в Бога, умру, но от этих попыток не откажусь[99]»: джихад закончится, только когда исламу покорится вся земля.

В действительности вопрос теперь заключался только в том, когда он начнется. Саладин подписал явно мешающий ему договор с Иерусалимом, а Ги де Лузиньян, бывший регент Балдуина, вновь всплывший в роли победителя гражданской войны, жаждал и далее поддерживать мир. Ги прекрасно понимал, что от массового вторжения его защищал лишь тонкий лист бумаги, скрепленный печатью Саладина, и отчаянно пытался избежать любых предлогов нарушить их договор.

Но вот о Рено де Шатильоне этого сказать было нельзя.

Ни жалкие деяния в Антиохии, ни последовавшее за ними долгое заточение так и не позволили злополучному принцу надолго усвоить хоть один урок. Он вновь вышел на сцену еще более упрямым, нежели раньше. По всей видимости, ничто не демонстрирует, до какого дна опустилось руководство Утремера, лучше того обстоятельства, что в списке его ужасающих неудач коллеги усматривали бесценный опыт.

В наступившем после смерти Прокаженного короля хаосе Рено снова обосновался в Антиохии и объявил о независимости от Иерусалима. Рука Ги, державшая власть, была слишком слаба, чтобы с этим бороться, и его призывы к благоразумию остались без внимания. Рено когда-то уже был беспомощным вассалом и проходить через это еще раз не желал.