Совет по собственности короны явно стремился избавиться от шедевра Нэша, и снос в конце концов был довершен. Был уничтожен особняк архитектора на Ватерлоо-плейс, целыми кварталами разрушались фасады к северу от Пикадилли-серкус и вверх по Риджент-стрит вплоть до Ланем-плейс, где вскоре был воздвигнут радиотелевизионный центр Би-би-си. Все проекты новых зданий на замену прежним ориентировались на тяжелое барокко Шоу, с каменными, а не штукатурными фасадами. Ветераны войны сравнивали руины, оставшиеся после сноса, с полями битвы во Фландрии. Новая Риджент-стрит стала воплощением возрождения барокко в XX веке – тяжелого, нудного, но не без собственного характера. Только универсальный магазин «Либерти» (Liberty) сохранил определенный шарм. Владельцы магазина были сторонниками движения «Искусств и ремесел» и, воздвигнув на Риджент-стрит барочный фасад, выстроили позади него неоелизаветинский верх, отделанный деревом с двух старых военных кораблей, причем деревянные панели крепились шпеньками, а не гвоздями. Согласно Певзнеру, это должно было отражать «ностальгию по старому, более уютному миру, утраченному Британией после Первой мировой войны».
«Дома для героев»
В одной области правительство Ллойд Джорджа было решительно настроено не отдать первенство левым. Оно обещало героям дома, достойные героев, и в 1919 году один из невоспетых строителей фундамента «государства всеобщего благоденствия» Кристофер Аддисон провел Акт о жилищном строительстве и городском планировании. Аддисон, выдающийся врач и член парламента от либералов (позднее от лейбористов), во время войны был министром вооружения в правительстве Ллойд Джорджа. Затем он возглавил Министерство здравоохранения, которое занималось не только собственно медицинскими вопросами, но и смежными аспектами, касающимися школ, тюрем, жилищного строительства, Закона о бедных и местного самоуправления в целом. Аддисон сделал местные советы – в Лондоне это были Совет графства Лондон и администрации боро – ответственными не только за расчистку трущоб и землевладения, находящиеся вне городской черты, но и за обеспечение жильем всех, кто в нем нуждался, по арендным ставкам, определявшимся только финансовыми возможностями квартиросъемщиков. Кроме того, в каждом жилище должна была быть «ванная комната». Финансировать потенциально огромные затраты сверх грошовых поступлений от местных сборов должно было Казначейство, видимо застигнутое врасплох.
Уайтхолл слабо ориентировался в реальности местного самоуправления. В правительстве бушевал «топор Геддеса», а Казначейство выдавало средства на строительство муниципального жилья до наивного щедро. В области государственного строительства произошел мгновенный взрыв. Если в 1913 году 6 % новых лондонских домов были построены государством, то к 1920 году эта цифра достигла 60 %. Субподряды раздавались направо и налево, растраты были огромными. Мафия подрядчиков вовсю занималась хищением материалов. В 1921 году дома в Хендоне обошлись Совету более чем в тысячу фунтов каждый – втрое дороже, чем стоили дома в частном секторе. Строители предусмотрели в этих домах «ванные комнаты», но те же помещения должны были служить кухней, судомойней и прачечной. Два года спустя Казначейство урезало субсидии, и цены взлетели. Аддисон был вынужден подать в отставку.
Как бы то ни было, дома были построены. В старых, еще довоенных землевладениях Совета в Миллбанке и на Баундери-стрит брали за образец работу филантропов Джорджа Пибоди и Октавии Хилл. Застроенные после 1918 года землевладения Беконтри на окраине Дагенема и Сент-Хелиер возле Саттона выглядели как настоящие новые города на 120 000 и 40 000 жителей соответственно. В зеленой зоне было застроено пятнадцать менее крупных владений, где в конечном итоге разместились 250 000 человек. В отличие от владений во Внутреннем Лондоне новая застройка велась далеко от мест, где жили потенциальные арендаторы, и уж тем более от мест, где они могли найти работу. Город расползался беспорядочно: в новые районы почти не ездили поезда, здесь было мало школ, магазинов, больниц. Уверяли, что один новосел колотил в соседские двери, вопрошая: «Что случилось? Почему везде такая тишина?»