Дома были обустроены по последнему слову тогдашней техники. Имелось водоснабжение и газ, просторные подвалы и эффективная система канализации. Дороги были проложены с использованием балластного слоя, покрытого сверху брусчаткой. Если террасные дома Нэша вскоре стали разрушаться, дома Кьюбитта оставались прочными, как камень, из которого они были сделаны. Мэйфэр, Мэрилебон, Бейсуотер и Блумсбери впоследствии были обруганы, заклеймены и раскурочены, но Белгрейвия и Пимлико сохранились практически нетронутыми, и их сливочно-штукатурные утесы стали символом элитного жилья для богатых экспатриантов во всем мире. Биограф Кьюбитта Гермиона Хобхаус цитирует оду, посланную ему как-то восхищенным жильцом: «Твой гений Рена превзошел стократ: / Он чудо-храм возвел; ты – чудо-град!» В наше время не так уж много арендаторов обращаются к лендлорду в подобных выражениях.
На дальние поля
Кьюбитт был не одинок. Поля епископа Лондонского в Паддингтоне и Бейсуотере вскоре после Ватерлоо тоже были отданы под застройку, за которую взялся епископский инспектор Сэмюэл Пипс Кокерелл. Район был застроен с тем же щегольством, что и Белгрейвия, в особенности вокруг Лейнстер-террас, Порчестер-террас и Ланкастер-гейт. Здесь были площади, извилистые улицы и ряды террасной застройки, тоже с лепниной в итальянском стиле; некоторые из них могли похвастаться невиданной роскошью – деревьями вдоль улиц. Бейсуотер так и не сравнялся по престижу с Белгрейвией, будучи слишком далеко от центра, и, когда век спустя срок аренды истек, церковь прибегла к бульдозерам и заменила благородные творения эпохи Регентства современными домами и квартирами.
Теперь уже ни одна из сторон света не была застрахована от землемерной рейки. Строительные леса стали символом нового Лондона. В 1829 году Джордж Крукшанк[97]
опубликовал растиражированную позже карикатуру, где Лондон изображен как армия кирпичей, выходящая на тропу войны. «Марш кирпичей и раствора» был создан после нового строительства вдоль Финчли-роуд в направлении Хэмпстеда. Солдаты в виде кирок, лопат и дымовых труб строятся как полки, выходя из кварталов террасной застройки. Они продвигаются по Мидлсексу, стреляя залпами кирпичей в окаменелых от ужаса селян, коров и овец.Самый амбициозный – до безрассудства – проект реализовывался далеко к западу, за Ноттинг-хиллом. Здесь семейство Лэдброк подхватило строительную лихорадку еще в 1821 году. Они сдавали в аренду земли по плану, составленному архитектором Томасом Алласоном, и план этот был грандиознее всего, на что отваживались Нэш или Кьюбитт. По этому плану архитектурной доминантой Ноттинг-хилла становилась кольцевая площадь, имевшая целую милю в окружности и располагавшаяся на склоне над долиной Ноттинг-дейл. Землевладение должно было быть усеяно виллами, к каждой из которых прилагалось пять акров (ок. 20 000 кв. м) частного сада.
Однако спрос не оправдал надежд. В 1837 году верхушка холма стала на короткое время ипподромом, который должен был соперничать с Аскотом[98]
. Но из-за глинистой почвы и близости к кирпичным заводам и керамическим фабрикам северного Кенсингтона сюда приезжала куда менее изысканная публика, чем в Беркшир. В Times написали: «Более грязную и отвратительную толпу мы редко имели несчастье наблюдать». Ипподром успеха не имел, как и виллы; последние к 1841 году были, как и виллы Нэша в Риджентс-парке, заменены террасными домами. Ноттинг-хилл, загнанный арендами в порочный круг, стал для лондонского рынка недвижимости тем же, чем Компания южных морей – для рынка финансового. Сбережений лишились тысячи лондонцев.Уголки на севере и востоке
Больший успех сопутствовал землевладению Эйр к северу от Риджентс-парка. Еще в 1794 году аукционный план предполагал застройку территории вокруг первого крикетного стадиона Томаса Лорда[99]
виллами – как на одну семью, так и на две семьи с общей стеной. Хотя застройка владения Эйр началась только во время бума 1820-х годов, оно быстро приобрело репутацию места, где джентльмены снимают квартиры своим любовницам. Позднее квартира в районе Сент-Джонс-вуд стала декорацией для картины Холмана Ханта[100] «Пробудившийся стыд» (1853; ныне в галерее Тейт), на которой содержанка готова порвать с любовником.Прилегающие склоны холма Примроуз-хилл принадлежали к владению Белсайз Итонского колледжа, но до конца XIX века так и не были застроены. Однако в имении Чалкот семейства Фицрой скромная террасная застройка процветала. На полях, приобретенных в XVIII веке лордом Сомерсом, вырос Сомерс-таун, а дальше, за церковью Сент-Панкрас, – Агар-таун. Название «таун» («город») для обозначения имения должно было способствовать продажам, однако, хотя таун лорда Кэмдена процветал, и Сомерс-таун, и Агар-таун пали жертвой низкого спроса и последующего наступления железных дорог.