Краткая история мысли. Трактат по философии для подрастающего поколения

Таким образом, чтобы найти что-то связное, чтобы мир, в котором мы живем, все же продолжал иметь хоть какой-то смысл, необходимо, чтобы сам человек — в данном случае ученый — установил в этой вселенной, так сказать, извне некий порядок, которого она сама нам, как кажется, уже не предлагает.

Отсюда берет свое начало новая задача современной науки: теперь она будет не пассивно созерцать некую данную, присущую миру красоту, а работать, активно вырабатывать и даже конструировать законы, позволяющие придать смысл этой развенчанной вселенной, у которой нет никаких исходных смыслов. Наука теперь — это не пассивное созерцание, а умственная деятельность.

Чтобы не быть заложником общих и абстрактных формулировок, мне хотелось бы привести тебе один пример такого перехода от пассивности к активности познания, от данности к конструкции, от древней теории к современной науке.

Возьмем принцип причинности, то есть принцип, согласно которому у всякого следствия существует причина — или, если угодно, что всякое явление можно разумно объяснить в собственном смысле этого слова: найти причину его существования, его объяснение.

Не довольствуясь открытием мирового порядка через созерцание, ученый Нового времени будет с помощью принципа причинности вводить в хаос природных явлений некие связность и смысл. Он будет активно устанавливать «логические» связи между некоторыми из них, относя одни из них к следствиям, а другие — к причинам. Иными словами, теперь мысль — это не «созерцание» (orao), как предполагало греческое слово «теория», а действие, работа, которая заключается в связывании природных явлений между собой таким образом, чтобы они стыковались друг с другом и объяснялись друг через друга. Это и станут называть «экспериментальным методом», который древним ученым был практически неизвестен, но который станет фундаментальным методом современной науки.

Чтобы показать тебе конкретную работу этого метода, я скажу несколько слов о Клоде Бернаре, одном из крупнейших французских биологов, который в XIX веке опубликовал известнейший труд «Введение к изучению экспериментальной медицины». На страницах этого труда Бернар великолепно иллюстрирует теорию познания, которую выработал Кант и которая пришла на смену устаревшей теории.

Бернар подробно рассказывает об одном из своих открытий — об открытии «гликогенной функции печени», то есть, проще говоря, способности печени к производству сахара. Производя анализ крови подопытных кроликов, ученый заметил, что в их крови содержится сахар. Тогда он задался вопросом о происхождении этого сахара: откуда он берется — из переваренной кроликами пищи, или производится самим организмом, и если это так, то каким органом? Бернар поделил кроликов на две группы: одни ели сладкую пищу, другие — несладкую, а третьи (бедняжки!) вообще соблюдали диету. Затем, по истечении некоторого времени, он проанализировал кровь всех кроликов и обнаружил, что во всех случаях в ней содержится равное количество сахара. Это означало, что глюкоза происходила не из пищи, а производилась самим организмом.

Не буду подробно рассказывать, как Бернару удалось открыть, что сахар вырабатывает именно печень. Это здесь не так важно. Гораздо важнее тот факт, что кардинально поменялась суть теории: речь больше не идет о созерцании, наука отныне является не просто наблюдением, а, как ты видишь на этом примере, работой, деятельностью, заключающейся в связывании явлений между собой, в соотнесении следствия (сахар) и причины (печень). А ведь именно это до Клода Бернара сформулировал и проанализировал в «Критике чистого разума» Кант, которому принадлежит идея о том, что теперь наука должна определяться как работа над связями или, как он говорит это на своем языке, работа «синтеза». Синтез на древнегреческом языке означает «соединение», «складывание», то есть, если угодно, связывание: объяснение в терминах следствия и причины связывает между собой два явления, как, в частности, у Клода Бернара, сахар и печень.

Прежде чем мы подойдем к самому главному, то есть к тому, что значит гуманизм в этическом, а не только в теоретическом плане, я должен тебе сказать еще два слова об этой книге Канта.