Краткая история премии Г. Токсичный роман

В этом сезоне я обезопасил себя от капризов польского посольства – все деньги на организацию премии попросил в фонде «нашего славного гродненского земляка». Фактически посольство должно было только снять зал для церемонии да договориться с банком. Но так как деньги у посольства всё-таки были, они захотели их потратить на поездки предыдущих лауреатов по Беларуси. Я быстро сверстал им бюджет из расчёта пять поездок по 500 евро каждая. За организацию с радостью взялся Чарнякевіч, воодушевившись большим на вид гонораром, однако в процессе организации он понял, что гонорар не такой уж и большой в сравнении с теми эмоциональными тратами, которых требует общение с Хадановічем, поиск места выступления, логистика команды из 5-6 человек.

На первом собрании я сказал жюри, что по положению они, проголосовав, не будут знать результата, а узнают его только из интернета вместе со всеми, кто этим интересуется. Только Чарнякевічу было всё равно. Остальные возмутились. Я говорил, что это для их же безопасности, чтоб они не сболтнули лишнего, но все были возмущены, Глобус вообще сказал, что это его оскорбляет. Меня, конечно, тоже оскорбляло, что результат просачивался в прессу раньше объявления, но я подумал, что пожертвую тут своими чувствами, и оскорбляться не буду. Решили нарушить положение. Надо сказать, что результат не просочился, по крайней мере, я об этом не знаю.

Ещё я предложил перед голосованием устраивать обсуждение книг. Мол, вдруг это повлияет на результат, и вообще обсуждать книги хорошо, хотя бы будет ощущение, что был какой-то процесс выбора, а не просто механическое голосование. Милый фрагмет протокола: «Кісліцына запярэчыла, што ёй асабіста гэта нічога не дасць, а час зойме. Глобус падтрымаў ідэю Анціпава. Бабкоў прапанаваў абмяркоўваць пасля галасавання.» Федарэнка вообще сказал, что считает неправильным участие писателей в жюри: пусть решают критики. Это очень странно было слышать после его согласия войти в жюри. В общем, решили, что обсуждению так или иначе быть. В финале Федарэнка уточнил, может ли он выйти из жюри. Потомон мне говорил, что согласился быть в жюри потому, что у него вышла книжка, а он не хотел, чтобы она участвовала в премии. Вот так, не хочешь, чтоб твоя книжка участвовала в премии, участвуй сам.

Были сомнения в родном языке некоторых книг. Все вокруг говорили, что Мартинович писал «Мову» на русском, потом её перевели и, зная об условиях Гедройца, намеренно нигде не писали, что это перевод. Но, так как это были слухи, решено было их даже не проверять. Мы верим на слово писателям! Правда, был ещё Рома, который едзе. Все говорили, что он де, по-белорусски и двух слов не может связать. На всякий случай я спросил у него в фб, на каком языке писалась книга. Ну, что-то по-белорусски, что-то по-русски, Рома явно почуял подвох. Я попросил конкретизировать, что именно по-русски, а что по-белорусски? Он, видимо, посоветовался с товарищами и ответил, что нееет, вообще всё писалось по-белорусски, но перед тем, как написать, они обсуждали материал с редактором и обсуждали по-русски, тупо потому, что так удобнее. А писать им, видимо, было удобнее по-белорусски. Ну что ж, не пойман – не вор, я не собирался никого уличать во лжи, подумаешь, захотелось поучаствовать в премии, с кем не бывает. Так Мова и Рома прошли.

Во время поездок бывших финалистов по областным центрам в интернете активизировался критик Абрамовіч. Вот, кричал он, наконец-то мне вняли организаторы премии! Наконец-то премия восстановит свой престиж, следуя моим советам! Один совет воплощён – поездки по регионам (это при том, что я до его совета сказал в интервью Белсату, что планируются поездки). Теперь советы были следующими: провести интернет-голосование, устроить вручение не в Минске, и ещё что-то. Я написал ему в личку, что у нас так не бывает. Если кто хочет нам помочь, то помогает не советами, а делом. Вот, к примеру, устроить интернет-голосование, можете помочь, если хотите, на общественных началах. Он такой типа, а чего на общественных? Ну я ему объяснил, что у нас вообще-то нет таких денег, о которых все думают, что у нас они есть. Он такой, ну ок, попробую. Списался с нашейнивой и свободой и говорит: я вот с ними списался, они согласны, пишите им теперь вы. Я говорю, э нет, что значит пишите вы, у нас на это нет ни времени, ни людей, вы же хотите помочь, так давайте. А он мне, это что, я забесплатно должен делать? Это ж куча работы? Ну я ему говорю, ага, куча, но почему кто-то из организаторов должен забесплатно её делать? Нам, говорю, и так хватает. Так и замолчал Абрамовіч.