Краткая история: Реформация

Такие слова оправдывали разрушения, но их последствия контролировать было гораздо сложнее. Когда в 1538 г. разрушили усыпальницу Томаса Бекета[165], мрамор, оставшийся на месте, стал свидетельством не только размеров усыпальницы, но и масштабов всеобщего разрушения. Здесь стоит подумать о том, как вынос образа из церкви соответствует удалению этого образа из головы верующего. В 1553 г. шериф Роберт Броддис из Йорка завещал похоронить себя у памятника святому Уильяму, посчитав, что после событий 1530-х и 1540-х гг. сохранились если не мощи, то хотя бы память о святом[166]. Закрытие английских монастырей в 1530-х гг. породило проблему зрительной и культурной памяти и привело к пересмотру отношений между людьми и местом. «…когда один-другой багряный лист трепещет в вышине – на хорах, где умолк веселый свист»[167] – все эти руины оставались частью английского культурного и литературного ландшафта, уйдя далеко за пределы их использования в качестве молельных домов[168]. В аббатстве Хейлс, например, после удаления мощей была вынесена и рака, в которой они хранились; это сделали для того, чтобы место упокоения не стало культовым. Однако даже те иконоборцы, чьи действия сводились к выносу из монастырей реликвий и предметов культа, считались сподвижниками реформы, способными воспринять евангелистское учение. Анализ закрытия и разграбления аббатства Хейлс в Глостершире позволяет прийти к заключению, что участники этого иконоборческого и кощунственного события вполне разделяли богословское оправдание подобных действий. Относясь к монастырям как к источнику ценностей и строительных материалов, грабители и словом, и делом старались уничтожить само понятие священного места, которым считалась территория монастыря[169]. При таком толковании разбитые скульптуры, пустые постаменты и полуразрушенные здания становились не свидетельством сохранения элементов католичества в реформированном богослужении или полной победы иконоборчества, а скорее символом победы протестантизма и поражения католичества с его ложными верованиями и идолами[170].

Удаление или разрушение материальных объектов вполне могло закрепить новую теологию в умах свидетелей погромов, чтобы затем, словно на чистом холсте, отобразить новый смысл, вложенный Реформацией в старые символы. Удаляя алтари из церквей и помещая на центральное место кафедру проповедника, можно было критиковать мессу, одновременно настойчиво напоминая, что проповедь Слова Божьего является главной задачей христианской паствы и ее пастырей. Побелка церковных стен, скрывшая богатые росписи со сценами из жизни святых, фактически изымала эти персонажи из умов прихожан и открывала новую, пустую страницу, на которой можно было написать и библейские тексты, и десять заповедей, и Отче наш, и другие молитвы. Проповедование Слова Божьего звучало во всей церкви, наглядно подтверждаясь теми же словами на стенах.