Краткая история смерти

Она пыталась разными способами заполнить досуг, распуская привычные дела на нити и по каждой проходя до конца — не важно, насколько призрачной и тонкой была каждая из них. Она решила, что не позволит себе сойти с ума. Поутру Лори посвящала зарядке целый час, вместо обычных пятнадцати минут, и бежала на месте, в куртке и перчатках. Она читала те книги, которые вынуждали сосредоточиваться на каждом слове. Блюда, которые готовила Лори, становились все более трудоемкими — тушеное мясо в горшочках, жаркое, запеканки. Они истощали запас овощей и кипели на плите полдня. Она заполняла любую паузу, отложив все дела, чтобы разгладить складку на одеяле или смести кучку снега с пола. Но ничего не помогало. Не важно, сколько раз она заставляла себя встать с кресла, пытаясь симулировать ощущение неотложности действия, — Лори никуда не двигалась. Она застыла на месте и понимала это.

Однажды утром она чинила плиту и чуть не отхватила себе левую руку. Случилось вот что. Лори услышала, что над конфоркой дребезжит разболтавшийся болт; не дотянувшись до рычага, при помощи которого его можно было подтянуть, она вскарабкалась на плиту, чтобы взяться под другим углом, и заглянула в зазор между плитой и стеной. От стены отстала какая-то металлическая полоса, она дрожала и подергивалась, касаясь плиты, когда хижина сотрясалась от ветра. Вот откуда исходил шум, и дело было не в болте. Лори понимала, что дребезжание сведет ее с ума, если она ничего не предпримет, поэтому она попыталась вручную загнуть кусок металла обратно. Ничего не получилось, и тогда она стала пилить его карманным ножом. Когда не помогло и это, Лори решила обрубить железяку при помощи топорика, найденного в ящике с инструментами. Она ухватилась за плиту левой рукой, занесла топорик правой, размахнулась и потеряла равновесие.

Рука так онемела от холода, что Лори не осознала случившегося, пока топор не пролетел мимо ее головы и не врезался в плиту. Послышался раскатистый гул, похожий на колокольный звон, после чего топор с лязгом упал на пол.

Опустив глаза, Лори увидела серебристое отверстие на плите, как будто кто-то бурил замерзшую почву. Оно проходило аккурат у кончиков ее пальцев. Именно в ту минуту Лори осознала глубину своего одиночества. Если бы топор упал парой дюймов левее, она истекла бы кровью прежде, чем кто-нибудь нашел ее, — через несколько недель или даже лет (она уже была в состоянии это представить). Отныне надлежало быть аккуратнее.

Лори начала припоминать различные случаи из жизни — встречи, разговоры и прочие эпизоды — с пугающей отчетливостью. Однажды, учась в колледже, она провела целый день в чикагском зоопарке, наблюдая за детенышем жирафа, последним в мире, который длинным черным языком крутил и качал длинную железную цепь. Она вспомнила, как впервые поступила на работу — в прачечную, и клиент, вручив ей брюки с круглым пятном между ног, спросил: «Можно ли вывести с синтетики сироп от кашля?» Однажды мать привела ее на вечеринку к своей подруге, а потом отругала за то, что девочка пела «Ну когда же мы уйдем?» на мотив «С днем рожденья тебя». Лори было тогда всего четыре.

Лори подумала: возможно, на нее нахлынул тот же прилив воспоминаний, что, по слухам, переживают умирающие, — только намного, намного медленнее.

«Лори Берд, специалист по дикой природе, готовится к долгой зиме».

А потом снова начались слезы, которые всегда заставали ее врасплох. Лори не понимала, почему она не в состоянии их предвидеть. Может быть, они были сродни боли, которую женщины испытывают при родах, мучительной агонии сжатия и растягивания, от которой пустеет сознание, как только боль приходит. А может быть, они имели нечто общее с приливом воспоминаний, которые так прочно укореняли ее в прошлой жизни, — в жизни, которая захлестывала и удерживала Лори, по мере того как настоящее становилось все более расплывчатым, а будущее — весьма сомнительным. Может быть, слезы тоже приходили из другой жизни, настоящей, той, которая разворачивалась перед глазами Лори, и, может быть, там она была лишь гостем.

Однажды, незадолго до того как испортился термометр, она поняла, что гул, который она так привыкла слышать в хижине, замолк. Этот звук издавал дом, преобразуя вибрацию собственных атомов в тепло. Гудение исходило откуда-то из глубины стен, оно было настолько однообразным и постоянным, что Лори даже не распознавала его как отдельный звук. Она не поняла бы, что он стих, если бы ветер ненадолго не перестал, отчего в воздухе воцарилась почти абсолютная тишина. Она сняла перчатку и коснулась одного из обогревателей. От мороза защипало пальцы. Подняв рамку вокруг панели и открыв замок, Лори увидела, что спираль внутри потускнела, выгорела до серого цвета. Лори осмотрела другие обогреватели и обнаружила то же самое — десятки выгоревших спиралей, похожих на мертвых червей, которых вымыло дождем на тротуар. Она знала, что однажды это случится, — обогреватели наконец перестали работать.