Краткая история смерти

Лори прислушалась, напрягая уши. Она уловила тонкое быстрое жужжание, которое раздавалось в воздухе, и спрыгнула с раковины. Звук исходил из люка в центре потолка. Лори, вместе с Минни, встала под ним и посмотрела вверх. Оса билась о стекло. Ее коричневые крылья трепетали так быстро, что были почти невидимы, жало висело высокомерно и неподвижно, как водолазный колокол на днище лодки.

— Ты так никогда не выберешься, — сказала Лори. Она понимала, что разговаривает с осой, хотя и не предполагала, что та слушает. Она обратилась к Минни:

— Нужно ей помочь.

— Ни за что. Я не буду трогать осу.

— Тебе не придется ее трогать. Даже подходить к ней. Просто держи дверь открытой, а я все сделаю сама.

Минни посмотрела наверх.

— Если хочешь, чтобы тебя ужалили, я мешать не буду. Не знаю, зачем здесь вообще нужен люк. Света от него почти никакого… — Она открыла дверь и встала сзади, в углу. Ее голос зазвучал из замкнутого треугольника:

— Ладно, я готова.

— Трусиха, — сказала Лори.

— Ну и что? Зато она меня не ужалит.

— Меня тоже, — ответила Лори. — Я хочу ей помочь.

Она понимала, что поступает глупо, но не могла совладать с собой. Лори жалела осу, которая всего лишь искала путь на волю, к солнцу, но не знала иных способов, кроме как упорно долбиться в стекло. Нужно было отвлечь насекомое от люка. Первый шаг. Проблема заключалась в том, что окно находилось слишком высоко, и Лори не могла до него достать. Она решила отогнать осу футболкой, но испугалась, что если разденется, то незагорелая кожа на груди и на животе покажется осе чересчур соблазнительной мишенью. Вместо этого она достала из-под раковины бумажное полотенце, свернула в ком и как можно осторожнее бросила в осу. Крылья зажужжали, жало сердито подогнулось под брюшко. Лори бросила во второй раз и третий, целясь в центр стекла.

После нескольких попыток ей удалось отогнать осу от люка. Та приземлилась на потолке, на полпути к двери, проползла несколько дюймов и вернулась на прежнее место. Лори попыталась уговорить ее:

— Слушай, я хочу помочь. Не бойся меня. Я тебя выпущу.

Минни сказала из-за двери:

— Она не понимает.

— Говорят, что кошки тоже не понимают людей, однако ты же разговариваешь со своей кошкой.

— Кошки умные. А осы глупые.

— Не все кошки умные. Может быть, не все осы глупые.

Но конкретно эта, казалось, не блистала умом. Лори упорно пыталась направить насекомое к открытой двери. Дважды оса усаживалась на оконную раму, колотилась, жужжала и металась из стороны в сторону, пока Лори ее не отгоняла. Несколько раз оса летела прямо на нее, и девочке приходилось пригибаться, закрыв лицо руками.

— Не жаль меня, не жаль меня, не жаль меня!

Но всякий раз, сделав круг и не тронув Лори, оса возвращалась на потолок.

В воздухе слабо пахло хлоркой, запах усиливался возле решетки в центре пола. Должно быть, осе он казался ядом — во всяком случае, она старательно держалась от него подальше. Каждый раз, когда оса атаковала, Лори отступала к решетке, и насекомое сворачивало в сторону.

Наконец, после того как Лори истратила десятки бумажных полотенец, оса, как будто совершенно случайно, нашла дверь и немедленно улетела.

Жужжание, заглушенное ветром, затихло среди ветвей.

Лори села, привалившись к стене. Ее лицо блестело от пота.

— Можешь выйти, — сказала она.

Из-за двери голос Минни звучал необычайно тихо:

— Ты говоришь мне или ей?

— Тебе.

Минни закрыла дверь, подошла к Лори и села рядом, положив руку на плечо подруги.

— Я уже думала, мы тут навсегда застряли.

Прошло много лет, но Лори до сих пор помнила свой ответ:

— Не навсегда, но все-таки долго.

Она подумала: из этого получится чудесная эпитафия.

Целый мир лежал между ней и тайной крепостью, целый мир — между ней и всем остальным, что она когда-либо знала. В палатке было чертовски холодно. Крошечные сосульки, похожие на слезы, падали Лори на грудь и на живот, когда она дрожала, и приходилось стряхивать их, прежде чем они успевали растаять на теплой коже. Лори слышала, как что-то потрескивало и громыхало, когда она шевелилась, — то ли спальник, то ли ее собственное тело. Честно говоря, она слишком устала, чтобы заметить разницу.

Лори знала, что засыпала по крайней мере время от времени, потому что помнила обрывки снов — а человек не видит сны, если не спит, не правда ли? Но она так устала и замерзла, что черта, отделявшая бодрствование от сна, исчезла. Два мира начали смешиваться. Лори становилось все труднее проводить между ними границу.