Краткая история смерти

Лука провел остаток вечера, работая над завтрашним выпуском, а Минни читала роман при свете настольной лампы в гостиной. Дни в отличие от ночей проходили быстро — не успев опомниться, Минни дочитала книгу, а Лука заказал ужин в корейском ресторанчике, на той же улице. Оба стояли за кухонным столом и ели лапшу и кимчи из провощенных картонных коробочек. Лука в конце концов был журналистом с соответствующими гастрономическими привычками. Поскольку у Минни так и не выработалось собственных устойчивых привычек в отношении еды (в отношении уборки — да, и в области чтения — несомненно, но только не в еде), она с радостью усвоила предпочтения Луки, как только они стали жить вместе.

— Что тебе больше нравится — идея прошлого или идея будущего? — спросила она через несколько минут, когда Лука убрал остатки в холодильник.

— Только не начинай снова.

— Прошлое или будущее? — настаивала Минни.

— Ты говоришь как окулист, подбирающий линзы. Те или эти.

— Ты ответишь или нет?

— Это нечестно, на мой взгляд. Но я скажу: будущее. Хотя на самом деле ответ — настоящее.

— Я тоже. Будущее. А где тебе больше нравится — здесь или там?

— Выбор между жизнью и смертью, как есть, — пошутил Лука.

— Здесь или там?

— Здесь, — ответил он. — Здесь гораздо лучше.

Он закрыл холодильник, подмигнул и прошел через кухню.

А потом была ночь, и Минни лежала в постели, и в кои-то веки немедленно заснула, хотя назавтра снова пролежала без сна несколько часов, размышляя, что будет, если они заведут ребенка. Немедленно встал вопрос: если бы она смогла наделить его всеми пятью добродетелями — здоровье, доброта, ум, обаяние и красота, — то как и в какой пропорции распределила бы их? А на следующую ночь Минни думала об отеле, где умерла, о карантине на краю парковки и о теплом свете торгового автомата в вестибюле.

Она не знала в точности, когда именно сердце перестало биться.

Возможно, несколько ночей спустя, когда она встала в два часа, чтобы пройтись по освещенной тусклым синим светом квартире, и услышала капанье — оказалось, что за окном тают сосульки. Или на следующее утро, когда впервые за несколько недель вышло жаркое солнце, и птицы выбрались из потайных мест, которые служили им убежищем. Или вечером, или еще через день, или даже днем раньше… Минни знала наверняка лишь то, что пришла минута, когда она перестала слышать биение, которое так долго сопровождало ее. Словно что-то умерло.

Вот как это случилось: она раздавала газеты вместе с Лукой, когда вдруг на дороге ненадолго воцарилась тишина — достаточная, чтобы Минни успела ощутить спокойствие воздуха. Она немедленно поняла: что-то случилось, чего-то недостает. Ей стало не по себе.

— Послушай, — сказала она Луке.

На мгновение он затих, а потом шепнул:

— А что я должен слушать?

— Его больше нет.

— Чего нет?

— Бум-бум, — намекнула Минни. — Бум-бум.

Выражение его лица сменилось трижды — сначала замешательство, потом осознание и, наконец, когда все встало на свои места, полное понимание.

— Эй, а ты права, — сказал он. — Оно пропало.

— Да, пропало. Я так и знала.

— Так и знала? Что ты хочешь сказать?

Проще всего на свете было бы признаться, что она так и знала с начала разговора — и ничего более Минни не имела в виду, — но, по правде говоря, она о чем-то думала в глубине души, о чем-то, что она не вполне могла определить, и не желала лгать.

— Не знаю. Честное слово, сама не думала, что я это скажу.

— Понимаю, — ответил Лука. — Ей-богу, понимаю.