Краткая история смерти

«Пусть рыба проплывет сквозь следы», — сказал один.

«Куда делась луна? Где звезды?» — спрашивал другой.

«Все миры — это один мир», — заметил третий.

А потом Лори забыла о том, что слышит, и шум, как прежде, стал неразборчивым лаем. Его вряд ли можно было принять за собачий, но Лори именно так и подумала. В частности, она вспомнила собак, которые жили по соседству, когда она была маленькой. Когда одна из них — любая — начинала лаять, например, на машину разносчика или на звук хлопнувшей двери, остальные тут же подхватывали, и кольцо тявканья и воя расширялось, так что казалось, что в мире нет никого, кроме собак. Собак, какие гоняются за тарелочками и оставляют отпечатки лап в грязи; собак, которые бросаются на едущего мимо велосипедиста; собак, которые стоят над поливалками на зеленых газонах и лакают воду, висящую в воздухе. Собаки как будто не стали больше, чем раньше, но Лори не сомневалась, что пробирается сквозь их шерсть, раздвигая клочья меха по пути через плавучие льдины.

Значит, и она, и шарики уменьшились. Лори задумалась: почему она всегда делается меньше? Она поставила ногу на кусок льда — он же позвонок собачьего хребта — и чуть не вывихнула лодыжку. Она решила быть осторожнее и в будущем смотреть, куда ступает.

Мех вдоль собачьей спины, заодно с огромным неровным возвышением головы, загораживал большую часть ландшафта. Солнечный свет пробивался бликами и вспышками, принимавшими форму проемов между отдельными клоками, V-образных брешей, которые приоткрывались всего на несколько секунд, прежде чем вновь захлопнуться. Каждый раз, замечая уголком глаза мерцающий свет, Лори испытывала желание обернуться. Она чувствовала себя марионеткой и ничего не могла с этим поделать.

Она вспомнила слепого, который стоял в атриуме здания «Кока-колы» — без собаки и даже без трости, — прислушиваясь к шуму воды в фонтане. Он вскидывал голову тем же инстинктивным движением, когда его внимание привлекало нечто новое — приближающиеся шаги по мраморному полу, звук лифта, который останавливался на нижнем этаже, шуршание листьев на сквозняке. Он приносил с собой старую кожаную сумку, которую ставил в ноги, и она раскрывалась, как умирающая лилия. Когда люди бросали туда монетки, он небрежно помахивал рукой, говоря: «Я не просил, я не нищий», а затем высыпал содержимое сумки в фонтан желаний. Один из тех, кого Лори видела почти каждый день и немедленно забывала, чтобы вспомнить при следующей встрече.

Собака, на которой она ехала, впрочем, не была слепой. Она преследовала что-то на льду. Лори приходилось цепляться за шерсть обеими руками, чтобы не свалиться. Шарики, едва различимые между корнями волос, дрожали и подскакивали на сальной белой шкуре.

Потом собака остановилась, сгорбилась, наклонила голову набок, как будто схватила зубами кролика. Лори соскользнула с собачьей спины и приземлилась на лед, прямо на пятую точку.

Она поднялась, отряхнулась, собрала снежинки в ладони и бросила в фонтан, поверх тысячи серебряных монет, сверкавших в свете атриума. Спокойная вода отражала изгибы и занавеси северного сияния. Лори посмотрела, как они мелькают и мерцают над монетами, а потом зашагала по коридору, соединявшему портик с корпусом пиар-отдела. Шарики по-прежнему катились впереди, в неизменном порядке, хотя воздух в коридоре был мертвым и неподвижным даже у нее за спиной, и Лори понятия не имела, что заставляет шарики двигаться. Но точно не ветер.

Из-за дверей по обе стороны доносились привычные звуки, там шла работа, — звуки были такие знакомые, что они давно утратили для Лори всякий смысл. Какая-то женщина диктовала отчет в микрофон, подключенный к компьютеру. Мужчина мерил шагами офис, разговаривая по телефону. Ксерокс копировал пачку документов, планка ездила туда-сюда под стеклом, издавая прерывистый звук расстегивающейся молнии. Все двери в коридоре были заперты; когда Лори пыталась их открыть, то обнаруживала, что они закрыты на замок.

Она шла дальше. Миновала лифты и пустую приемную, где рядом с кушеткой булькал и пускал пузыри кислорода охладитель. Лори с трудом верила, что провела столь значительную часть жизни в этом здании — ну или в других зданиях, похожих на него, — блуждая по помещениям, висевшим в тридцати, сорока, пятидесяти футах над землей.

Главный шарик — Лори забыла его имя — свернул в коридор, который вел к лестничному пролету, и другие последовали за ним. Они без малейшего колебания запрыгали по лестнице на крышу, перескакивая со ступеньки на ступеньку, как колония муравьев, преодолевающих ручей по спинам друг друга. Она начала подниматься за ними. Через примерно двадцать пролетов Лори и шарики достигли верхнего этажа, причем она преодолела подъем с удивительной легкостью. За шарики она не ручалась, но сама чувствовала себя в отличной спортивной форме. Ее переполняла сила — больше, чем когда-либо, со времен юности. Как будто долгих месяцев в Антарктике не было вообще. Лори толкнула дверь пожарного выхода, расположенную на верху лестницы, и шагнула на крышу.