Краткая история тьмы

А потом мы искали живую воду с помощью налима. Налим врал, но мы все равно откопали три родника, правда, вода в них была обычная, хотя и очень вкусная. Налим укусил тебя за палец, и ты хотел закинуть его на березу, а потом пожалел и выпустил в ручей. А налим не хотел плыть, и нам пришлось провожать его до реки, так что мы все очень сильно промокли.

Сентябрь был солнечный, помнишь?

Как искали мед, а нашли кедр. Я захотела попробовать орехи, и ты полез на дерево с ремнем. Ты влезал до середины и съезжал вниз, а потом опять карабкался, и так продолжалось долго, наверное, час. И ты все-таки забрался и стал швырять вниз шишки, целый мешок шишек, потом мы стали жарить орехи, а потом грызть их, я сломала зуб, а ты приклеил его обратно на кедровую смолу. Два дня продержался, не выпадал совсем…

Не про то надо, совсем не про то.

Слушай! Мне кажется, они готовят что-то страшное. Это не анаконды, это хуже, гораздо хуже. Я пыталась выведать у отца, но он молчит. Он поседел еще больше и похудел, а под глазами мешки. Я спросила его, когда можно будет выйти на поверхность, а он ответил, что, видимо, не скоро. Что на поверхности испортилась погода, пришел циклон, и туда совсем никак.

Он врет. Они готовят… Я не знаю что. Но будь осторожен! И не подавай виду. Встретимся за час до нашего обычного времени в нашем втором месте, там, где вода. Надо поговорить. Очень серьезно. Если понял меня и согласен – чихни. Ты же умеешь.

Приходи.

Я жду тебя.

Я буду всегда тебя ждать.

Самая сильная лю»

Когда бетон поднялся выше колена, воздух снова натянулся, задрожал и лопнул. И снова стало светло и холодно, посыпался снег и кусочки льда.

И снова явился гость. И снова он вляпался в бетон. И снова принялся ругаться.

– Ну, разве нельзя не выделываться? – жалобно спросил он. – Разве нельзя послушать старшего и умного, а? Вот вы все полагаете, что вы что-то можете и что-то знаете, а я из-за этого вынужден все время в навозе по колено. Учу вас, дураков, учу… Как там тебя зовут? Сирень? Мне нравится. Ну что, Сирень, давай пойдем, а то скоро совсем влипнешь.

– Не пойду.

– Что так? То есть во имя чего? Что этим докажешь? Мне просто интересно, знаешь, с некоторых пор меня интересуют человеческие типы.

Сирень пожала плечами.

– Какая разница. Вот так и буду сидеть.

– Ну, давай сидеть.

Гость огляделся и, не найдя стульчика, сел на покрышку.

– Люблю такие штуки, – сказал он. – Кто кого. Стоим до смерти. Почти всегда побеждаю, всего один раз меня убили.

– Сейчас будет второй, – заверила Сирень.

Они стали сидеть, глядя на бетон. Он прибывал, булькал и прибывал.

– Не будет. И ты сама это знаешь. Ведь знаешь, это читается в глазах. Мы не умрем сейчас, мы знаем это оба.

Сирень упрямо молчала.

Бетон прибывал.

– Ладно, – сказал он. – Ладно, сдаюсь. Только по причине того, что мой личный гном уже стар, и как-то мне неприлично заставлять его стирать штаны в таком объеме. А самому мне отстирывать штаны от бетона как-то не благородно. Так что, пожалуй, я сдаюсь. Потом, Заратустра велел нам совершать добрые поступки, это прокачивает карму.

Цемент начал растекаться и по потолку. Это было уже неприятно, потому что теперь цемент капал Сирени и на голову. К тому же он стал горячий. Действительно, невкусный. Что может быть лучше раскаленного невкусного цемента в подземном бункере? Ну, разве что напалмовый дождик.

– Ладно, – вздохнул он. – Что ты хочешь? – спросил он.

– Правду.

– Ну да, так я и думал. А если я тебе эту правду не скажу, ты тут так и застрянешь?

Сирень кивнула.