Краткие ответы на большие вопросы

Потом мы свернули налево и увидели огромную толпу, заполонившую одну из самых узнаваемых улиц в мире — Кингс-парад, сердце Кембриджа. Я никогда не видела такого количества людей, стоящих в полной тишине. С плакатами, флагами, поднятыми над головами камерами и мобильными телефонами, они в почтительном молчании наблюдали за тем, как главный портье кембриджского колледжа Гонвиль и Киз, в котором работал отец, в церемониальном котелке, с эбеновой тростью, торжественно прошёл навстречу катафалку и направился в церковь.

Моя тётя стиснула мне руку, и мы залились слезами. «Ему бы это понравилось», — прошептала она.

После смерти отца произошло очень много такого, что ему бы понравилось, и я бы хотела, чтобы он узнал об этом. Мне бы хотелось, чтобы он мог ощутить невероятный выплеск эмоций по отношению к нему. Мне бы хотелось, чтобы он узнал, как глубоко любят и уважают его миллионы людей, которых он никогда не видел. Мне бы хотелось, чтобы он узнал, что его прах будет погребён в Вестминстерском аббатстве, между могилами его кумиров — Исаака Ньютона и Чарльза Дарвина, и что его голос, отправленный радиотелескопом, летит в космосе к чёрной дыре.

Но он бы, конечно, поинтересовался, в честь чего весь этот ажиотаж. Он был на удивление скромным человеком, который, хотя и любил быть в центре внимания, казалось, удивлялся собственной славе. Мне вспомнилась одна фраза из его книги, ярко показывающая отношение моего отца к себе: «Если я внёс вклад…». Он — единственный, кто мог добавить «если» к этим словам. Думаю, все остальные нисколько в этом не сомневаются.

И какой вклад! К всеобъемлющей грандиозности его трудов по космологии, исследующих структуру и происхождение Вселенной, стоит добавить исключительное человеческое мужество и юмор, с которыми мой отец относился к своим невзгодам. Он нашёл способ раздвинуть границы человеческих знаний и в то же время — человеческой выносливости. Уверена, именно это сочетание сделало его культовой фигурой, но при этом — достижимой, доступной. Он страдал, но не сдавался. Общение требовало от него больших усилий, но он делал эти усилия, постоянно совершенствуя средства общения по мере того, как терял подвижность. Он тщательно подбирал слова, чтобы они производили максимальное впечатление, будучи произнесены электронным голосом, который обретал странную выразительность, когда он им пользовался. К нему прислушивались, и когда он высказывал своё мнение о системе британского здравоохранения, и когда говорил о расширяющейся Вселенной, не упуская возможности отпустить шуточку с самым невозмутимым видом — только знакомая искорка мелькала в глазах.

Мой отец был семьянином, хотя большинство об этом не подозревали до выхода в 2014 году фильма «Вселенная Стивена Хокинга». Разумеется, в 1970-е годы было большой редкостью встретить инвалида, у которого есть жена и дети, да ещё с таким сильным чувством самостоятельности и независимости. В детстве мне очень не нравилось, как прохожие беззастенчиво, порой разинув рот, провожали моего отца взглядами, когда он на безумной скорости нёсся в своём инвалидном кресле по Кембриджу в сопровождении парочки лохматых светловолосых детишек, пытающихся на ходу есть мороженое. Я считала такой праздный интерес невероятной невоспитанностью. Я пыталась пронзить зевак взглядом, но, пожалуй, моё негодование вряд ли достигало цели, особенно если учесть, что оно исходило от девчонки, измазанной тающим эскимо.

При всём воображении моё детство нельзя назвать нормальным. Я сознавала это — и в то же время не сознавала. Я считала совершенно естественным задавать взрослым кучу неудобных вопросов, потому что у нас было так принято дома. Только когда я довела, как говорят, приходского священника до слёз, устроив ему допрос с пристрастием, какие у него есть доказательства существования Бога, до меня дошло, что от меня такого не ожидают.

В детстве я не считала себя почемучкой, мне казалось, что таким, скорее, был мой старший брат, который в манере всех старших братьев поучал меня при каждом удобном случае (и продолжает этим заниматься до сих пор). Помню одну семейную поездку, которая, как множество других семейных поездок на отдых, мистическим образом совпала с заграничной конференцией по физике. Мы с братом присутствовали на какой-то лекции, вероятно, чтобы дать матери немножко отдохнуть от бесконечных семейных хлопот. В те времена лекции по физике не пользовались особой популярностью, тем более у детей. Я сидела, что-то чёркая в блокноте, и вдруг брат поднял свою костлявую мальчишескую руку и задал крайне уважаемому учёному лектору вопрос. Отец просиял от гордости.