Краткий философский словарь

Для греков сущность заключена в Космосе, которому необходимо подражать; для иудеев сущностью человека является Закон, данный Богом. По логике П. А., и в том и в другом случае сущность человека не присутствует в индивидуальном существовании; человеку надо руководствоваться указаниями либо мудрецов-философов, либо пророков, толкующих знамения: «Иудеи требуют чудес, и Еллины ищут мудрости» (Кор. 1, 22). Но в этом случае пришествие, смерть и воскресение Иисуса Христа становится малозначащей деталью жизни Космоса. Если бы П. А. последовал греческой традиции, ориентирующей человека («существование») на Космос («сущность»), он создал бы очередную умозрительную систему наряду с платоновской и его встреча с философами (1 Кор. 2) прошла бы с большим взаимопониманием. Если бы П. А. следовал традиции первых иудео-христиан, считавших, что все предписания Закона (обрезание, порядок трапезы и т. п.) после пришествия Христа остаются, то христианство, очевидно, превратилось бы в одну из сект иудаизма.

Смыслом богословия П. А. является богочеловечество Иисуса Христа, смыслом его философии – проблема человека Иисуса. Радикальная новизна идей П. А. состоит в том, что для него нет человека вообще, о котором толкуют мудрецы, есть человек Иисус – реальная полнота сущности в существовании. Если Он умер для смерти и воскрес к вечной жизни, следовательно, вошедшая с Ним в мир полнота человеческого, вечного может стать полнотой, вечностью каждого. П. А. открывает путь человека к себе, каждый может узнать себя в Иисусе. Христос Богочеловек наделяет человека верой в необходимость самоосуществления. Воскресение Христа призывает каждого идентифицировать себя с человеком Иисусом: «если мы соединены с Ним подобием смерти Его, то должны быть соединены и подобием воскресения» (Рим. 6, 5).

Полнота человека как единство души и тела, знания, воли и поступка становится у П. А. не просто принципом веры, но истиной, доступной философски. По мысли П. А., человек как единство сущности и существования есть в каждом из нас, но находится на нижних ступенях совершенства. П. А. не использует понятия греческой философии, так как с их помощью можно описать только общее – сущность. Но в его учении нет и ничего невыразимого, нет тайн, чудес, апокалиптики, он говорит только о том, что другие способны увидеть и услышать. Вместе с отсутствием мистики у него нет и доказательств, кроме ссылки на собственную убежденность, веру.

В антропологии П. А. можно обнаружить представление о трех уровнях человеческого бытия: природном (язычники), ветхозаветном (иудеи), христианском. Язычник как «сознание мудрости Бога в природе» обращен не на себя, но вовне, он живет настоящим, у него нет прошлого и будущего. Иудеям был дан Закон в качестве «детоводителя ко Христу», как воспитательное средство. В качестве силы не только предписывающей, но и разделяющей и контролирующей, Закон расщепил целостность человека на дух и плоть, на волю, знание и поступок, дело; на сущность и существование, на идеальные помыслы и ожидание реальных результатов. Как говорит П. А., через Закон люди были «порабощены вещественным началом мира» (Гал. 4, 3; 4, 9); Закон «посредством доброго» причинил «смерть» человеку. Поэтому подзаконный «ветхий человек» имеет прошлое и настоящее, но не имеет будущего. Возвращение целостности, «воскрешение» возможно, если человек станет на путь «жизни», то есть не будет ни законником, ни под законом, если он сбросит не только цепи буквализма закона («буква убивает, а дух животворит» (Кор. 3, 6–7)), но и оковы повседневной жизни и возьмет на себя бремя уподобления Личности Христа: «К свободе призваны вы, Братия» (Гал. 5, 13).

«Воскрешение» в интерпретации П. А. не носит «одноразового» чудесного характера. Только постоянное переживание в себе смерти «ветхого человека» и воскрешение – рождение нового (Кор. 4, 11) является дорогой жизни, ведущей к спасению собственной души. «Путь жизни», совершенствования П. А. называет любовью; любовь как субъективная энергия веры становится для человека единственным императивом на этом пути. Поэтому П. А. сокращает количество предписаний Ветхого Завета до единственного закона любви, диктующего человеку необходимость выхода за пределы своего эмпирического «я» (Рим. 13, 8–10).

П. А. постоянно повторяет: «В надежде пребываем». Его убеждение заключается не в том, что надежда ведет человека к победе. Напротив, преодоление трудностей на избранном пути каждый раз рождает надежду; надежда – опыт состоявшегося преодоления, а не цель преодоления. Надежда – не представление о будущем воздаянии (это было бы возвратом к «юридизму» язычества и подзаконных отношений «ветхого человека»), это постоянное эмоциональное подтверждение избранному пути без всяких «прикидок на результат», ибо Христос сказал: «Один сеющий, другой – жнущий». Вера, надежда, любовь – это механизмы связывания человеческого существования, стягивания его в одну точку, заставляющие человека в каждый момент «пути» реализовывать свою сущность, а не «откладывать себя» на будущее.