Признание существования «посредников» в деле С. принципиально мало что меняет в рассмотренной концепции С. как обнаружения некоего статичного набора человеческих качеств. Исчезает лишь постулат непосредственности С., путь к себе становится таким сложным, что человек теряется в этом множестве зеркал-посредников, теряет точку опоры. Признание неизменного «я» сочетается с невозможностью «прорваться» к нему, обрести себя в бесконечном мире отражающих друг друга зеркал. Популярная в современной художественной литературе тема двойника и зеркала является иллюстрацией проявления отчуждения человеческого сознания, при которой человек «теряет» себя в процессе С., ориентированного на поиск подлинного, но глубоко запрятанного «я». Если выраженное в абстрактной форме положение, согласно которому человек является и объектом, и субъектом познания, возражений не вызывает, то, переходя в личностный план, становясь предметом переживания, данное философское положение приобретает оттенок трагизма. Невыносимость ощущения себя одновременно потерявшимся и разыскиваемым, преследователем и преследуемым, актером жестокой пьесы и одновременно спокойным, пресыщенным зрителем, волком и загонщиком передана в искусстве – в «Сожженной карте» К. Абэ, в «Непрерывности парков» Х. Кортасара, в «Бесконечном вестерне» Р. Шекли. Современная философская герменевтика, феноменология, постструктурализм, избавляясь от образа неподвижного «я», познаваемого с помощью самонаблюдения, стирают грани между С. и сознанием, индивидуальным и общественным С. Тем самым проблема С. теряет свою относительную автономность в философии.
САРТР
Жан Поль (1905–1980) – французский философ, писатель, представительОсновной предмет размышлений С. – «бытие человеческой реальности». Бытие «в-себе», внешний мир, как он дан сознанию, противостоит человеческому существованию, экзистенции, бытию «для себя». Внешний мир представляется сознанию как нечто абсолютно косное, случайное, бессмысленное. Именно такое отношение к внешнему миру должно возникнуть у человека, для которого свобода является формой существования. Свобода – не обособленная способность человека, сознание и есть свобода. Свобода предшествует сущности человека, нельзя сказать, что человек сначала появляется на свет, а потом уже становится свободным. Человек «обречен» быть свободным. Человеческое существование изначально есть чистая возможность, оно предшествует его «сущности» – результату свободного выбора.
Человеческая экзистенция – это серия выборов-проектов, человек постоянно проектирует себя. Он тем самым полностью отвечает за себя, свои поступки, никто и ничто не является «гарантом» его бытия. С. устраняет Бога из человеческой жизни, устраняет общепринятые нормы морали как «внешние» человеку, в любой момент человек может изменить собственные верования, убеждения, всю свою жизнь. Мир – это препятствие для меня, утверждает С., я не могу ощутить свою родственность миру, поскольку это не мной замысленная вещь, даже если эта вещь – собственное тело. Моя рука, пишет С. в «Тошноте», «будет продолжать существовать, а я буду продолжать чувствовать, что она существует; я не могу от нее избавиться, как не могу избавиться от остального моего тела». Всё внешнее мне – это граница моего «я», это угроза моему существованию. «Мою» Вселенную окружает океан чужого, абсурдного, независимого от меня. «Я» или бытие «для-себя», напротив, рассматривается как подвижное, динамичное, постоянно раздваивающееся в актах самопознания бытие. Оно постоянно отрицает самое себя, оно есть «ничто», возможность, «пустота в густоте бытия». Внешний мир, бытие «в-себе» также постоянно отрицается бытием «для-себя». Это другое отрицание, отрицание-отталкивание, способ возврата к самовыражению. «Для-себя» бытие поддерживает собственную отрицательность, динамичность отрицанием-отказом внешнего бытия, оно живет этим отталкиванием от внешнего, другого.
Осознание ограниченности собственного существования рождает мечту «в-себе для-себя» бытия, вечно гармонично изменяющегося и абсолютно неподвижного. Поскольку этот проект рождается в человеческом сознании, в «для-себя» бытии, то такая гармония видится как снятие ограничений, накладываемых на экзистенцию бытием «в-себе». Человек стремится стать Богом, разрушив темницу своего «для-себя» существования. Это гипотетический Бог-разрушитель, стремящийся выпустить на свободу свою «конечность», ограниченность. Но это бесполезная надежда, «бесполезная страсть», вечное поражение стремящегося стать Богом, преодолеть собственную ограниченность человека.