Краткий философский словарь

Д. как учение о противоположности Бога и мира, об утверждении и отрицании, о синтезе различного и несходстве сходного является важной составной частью философии неотомизма и протестантской «диалектической теологии». В основе «диалектической теологии» лежит апофатический метод познания Бога, лежащий в отрицании его антропоморфных характеристик. Вера – единственно возможная форма противоречивого единства человеческого и Божественного. Неотомисты отвергают борьбу противоположностей, лежащую в основе гегелевской и марксистской Д. Взаимоотношения Бога и мира лишены заряда отрицательности. Неотомисты признают катафатический путь приближения к Богу, предполагающий возможность позитивных утверждений о Нем, на основании принципа «аналогии бытия».

Для «негативной диалектики» Франкфуртской школы основной задачей являлось выявление непримиримых противоречий социальной действительности с целью разрушения бинарности, противоречивости как основы человеческой жизни. Д. должна основываться не на понятии противоположности, но на понятии «иного» как бесконечного спектра человеческих возможностей.

ДИАЛЕКТИЧЕСКАЯ ТЕОЛОГИЯ – ведущее направление в теологии европейского протестантизма 20–30 гг. XX в. Положения Д. Т. были сформулированы Карлом Бартом (1886–1968) в его работах «Послания к римлянам апостола Павла», «Церковная догматика», «Нет! Ответ Эмилю Бруннеру», «Введение в евангелическую теологию» и др.

Одним из центральных понятий, с помощью которого обосновывается необходимость Д. Т., является «теология кризиса». Кризис (греч. krisis – суд) – это критическая ситуация, при которой ставится под сомнение вся прежняя культура, это ситуация «суда» над прошлой системой ценностей и – одновременно – ситуация поиска сохранившихся возможностей.

Социальные потрясения, вызванные войной, гибель Германской империи, революция в России вызвали в протестантизме, как и в католичестве (см. «Неотомизм»), стремление к обновлению либеральной теологии, сблизившей Бога и человека настолько, что в Боге человек стал видеть свой мистифицированный образ. С точки зрения Барта, история религиозного самообожествления человека начинается с философии тождества Гегеля и с романтиков, подменивших абсолютную ценность Божественного эстетически преображенной реальностью. Бог же абсолютно непознаваем и потусторонен. Между Ним и миром – «пустое пространство», скрывающее Его и не позволяющее Его лицезреть. Мы ничего не знаем о творческом замысле Бога. Понятие творения Божьего говорит лишь о самом творении, уже отделенном от своего Творца. Поэтому, говорит Барт, и мы все, и существующий мир «не пребываем в Боге, но удалены от Него».

Современная церковь претендует на монополию обладания Богом, любые политические, социальные акции чаще всего прикрываются Его именем. Человечеству, претендующему на «гуманистическую автономию», не хватает критицизма. Теология должна учиться у философии, которая критична по определению. Только пройдя горнило Кризиса, теология может стать «критической теологией», или «теологией освобождения», для которой христианство ни в коей мере не сводится ни к его собственному прошлому, достойному критического изучения, ни к его переживанию в настоящем, которое в лучшем случае имеет моральный характер, в худшем – уводит в мистику.

К. Барт вместе с Э. Бруннером, Э. Турнейзеном, Ф. Гагартеном, Р. Бультманом в журнале «Между Временами» (1923–1933) выдвинул программное требование поворота к «теологии слова», называемой также Д. Т. По мнению Барта, необходимо идти от антропоцентризма нового времени к новому теоцентризму; от психологического понимания религиозности и от теологии как историко-культурологической дисциплины к слову Божьему, к делу Бога; от религии и религиозности – к вере; от религиозных потребностей человека, желающего быть «человекобогом», – к Богу, который есть «нечто иное», открывающееся лишь в богочеловечестве Иисуса Христа. Единственное «место встречи человеческих возможностей с Возможностью Божественной (для людей невозможной») – Откровение. Эта возможность в лице Христа идет нам навстречу; обращаясь к каждому, заставляет отказаться от всякой всеобщности и, ставя нам предел, заставляет постоянно решать вопрос собственного бытия или небытия».

Подсказки ждать неоткуда: Откровение не созерцаемо; искать аналогии в прошлом бессмысленно, поскольку история есть дело ограниченных человеческих возможностей. «Потому-то трудно со стороны исторического христианства подойти к подлинному смыслу Откровения». Неверно было бы сводить Откровение к некоей идее. Откровение, с точки зрения Барта, есть подлинное историческое событие, случившееся в определенное время, в определенном месте, с определенными людьми и возвещенное одной определенной книгой – Библией. В человеческих свидетельствах Евангелия речь идет о слове Бога, которое человек должен признать, может познать и в которое он должен уверовать.