Краткий китайско-английский словарь любовников

Семья говорит на своем диалекте, я их не понимаю. На стене китайский лунный календарь. Котелок с выпуклым дном, палочки для еды, маджонг,[3] китайское кабельное ТВ… Все в доме традиционное. Не очень весело. Снаружи грубый вид. Старая ржавая железная дорога, идущая, может быть, в более интересное место. Ходя вдоль дороги, я вижу рядом супермаркет, «Макдоналдс», «Кентукки Фрайд Чикен», «Бургер Кинг», автозаправку «Шелл» и печальную станцию подземки.

Каждый вечер я выхожу из подземки, иду домой и дрожу от холода. Я боюсь миновать каждый темный угол. Здесь можно встретить психованных мужчинов или спортивных подростков, кидающих в тебя камни и кричащих на тебя без причины. Еще есть воры, грабящие людей, которые даже беднее их. В Китае мы верим: «грабь богатых чтобы кормить бедных». Но здесь в грабителях нет поэзии.

«Имей смелость бороться и побеждать». Слова председателя Мао приходят ко мне как давно невиданный друг. Мне нужен кто-нибудь защищать меня, быть рядом, но не глазеть на меня из темноты. Я мечтать о улыбке мужчины, о улыбке пусть даже на несколько секунд.

МАРТ

гомосексуалист

homosexual (сущ.) — человек, испытывающий половое влечение к представителям своего пола.

Я встречаю тебя в кино. Это фильм «Страх пожирает душу» немецкого режиссера Райнер Вернер Фассбиндера. В программе говорится, что Фассбиндер гомосексуалист. Что это значит? Но у меня теперь словарь Коллинза, самый авторитетный словарь современного английского, и он говорит мне, что это такое. Странное слово, я не могу себе представить.

Кино «Ciné-Lumière», рядом с Южным Кенсингтоном. 7 часов, понедельник, дождь. Не больше десяти человек, половина старые пары с седыми волосами. Потом ты.

Ты один. Ты сидишь почти рядом со мной. Между нами два места. Твое лицо сильно бледное в тусклом свете, но красивое. Я тоже одна в кино. Я всегда одна в кино, пока не встречаю тебя. Я немного не знаю, делает ли меня кино менее одинокой или даже более.

На экране старая немецкая женщина танцует с молодым черным мужчином в пабе. Все люди в пабе смотрят. У старой женщины скромная улыбка. У нее тяжелая жизнь. Потом я вижу в тусклом свете твою улыбку. Почему я вижу твою улыбку, хотя я смотрю фильм? Ты поворачиваешься и понимаешь, что я смотрю на тебя. Ты снова улыбаешься, но очень мягко и совсем мало. И снова смотришь на экран.

У тебя теплая улыбка. Как у маленького ребенка. Никто еще не улыбался мне как ты в этой холодной стране. В темноте я думаю, что ты должен быть добрый человек.

Фильм показывает невозможную любовь между старой белой женщиной и молодым черным мужчином. Но ничего гомосексуального.

После фильма мы идем к выходу. Наши тела так близко. На улице фонари наконец освещают наши лица.

Затем с мягкой улыбкой ты спрашиваешь:

— Ну как, понравился фильм?

Я киваю голову.

Как будто в неприятной английской погоде вдруг солнечный свет.

Ты спрашиваешь, как меня зовут. Я говорю, что имя начинается на Ч, но:

— Пожалуйста, не стоит запоминать. Мое имя слишком длинное для произношения.

Ты говоришь мне свое имя, но как я запомню английское имя? Западные имена незапоминаемы точно так же, как все западные люди выглядят одинаково. Но я хочу запомнить тебя, хочу запомнить твою разницу с остальными. Смотрю в твое лицо. Глаза коричневые, ясные. Густые коричневые волосы, цвет как у листьев осенью. Голос у тебя мягкий, но уверенный, звучит безопасно.

Мы идем от Южного Кенсингтона к Гайд-парку. Длинная дорога, если пешком. О чем мы говорим? Я рассказываю тебе о знаменитом английском чае со сливками. Ты говоришь, что предпочитаешь французскую кондитерскую.

— Как это пишется?

— К-о-н-д-и-т-е-р-с-к-а-я.

Ты говоришь медленно и медленно двигаешь губы, как миссис Маргарет.

— Что это такое? Я не взять сегодня словарь.

Ты останавливаешься перед очень фешенебельной «Французской кондитерской». Она еще открыта в позднее время. Красивые пирожные ждут на витрине.

— Какое пирожное будешь? — ты смотришь на меня.

Я беспокоюсь о цене.

— Я не знаю.

Откуда мне знать про эти мягкие штуки?

— Тогда я выберу сам.

Ты даешь мне кусок кремистой штуки.

— Что это? — я осторожно держу пирожное в руке.

— Ш-о-к-о-л-а-д-н-ы-й э-к-л-е-р.

— Хорошо.

Я кусаю его, но крем сразу лезет на ружу и падает на улицу.

Я смотрю на белый крем на грязной улице.

Ты смотришь на белый крем на грязной улице.

— Да ладно, не переживай, — говоришь ты.

И мы говорим, говорим, говорим — через Гайд-парк, потом к Вест-энду, потом Излингтон, идем к моему дому. Почти четыре часа пешком. Мои ноги такие усталые, горло такое сухое, но мне нравится. Это впервые — кто-то идет со мной через зябкую ночь. И еще впервые — кто-то терпимо слушает мой невообразимый английский. Ты много лучше чем миссис Маргарет. Она никогда не разрешает нам говорить свободно.

Когда я прихожу назад домой, уже глубокая ночь. Перед домом ты целуешь меня в обе щеки и смотришь, как я вхожу в дверь.

— Приятно было познакомиться, — говоришь ты.