Краткий курс истории философии

Объяснение этих противоречивых свойств Плотина я нахожу в том, что он и все неоплатоники вообще не истинные философы, не самостоятельные мыслители: то, что они проповедуют, – это чужое, заимствованное, хотя и по большей части хорошо ими переваренное и ассимилированное учение. Именно они хотели привить греческой философии индо-египетскую мудрость и в качестве удобного связующего звена, перехода или menstruum[34] для этого воспользовались платоновской философией, особенно в той ее части, где она впадает в мистицизм. Об этом индийском, прошедшем через Египет источнике неоплатоновских догм свидетельствует прежде всего и неоспоримо все учение Плотина о всеединстве, как оно изложено главным образом в 4-й эннеаде. Уже первая глава ее первой книги «Περὶ οὐσίας ψυχῆς» [ «О сущности»] передает в очень сокращенном виде основное учение всей его философии – учение о душе (ψυχή), которая в своем первоисточнике едина и лишь в телесном мире распалась на много душ. Особенно интересна 8-я книга названной эннеады, излагающая, как ψυχή в силу некоего греховного стремления попала в это состояние множественности, благодаря чему над ней тяготеет двойная вина: во‐первых – ее нисхождение в этот мир, а во‐вторых – ее греховные деяния в нем; ту вину она искупает земным бытием вообще, а эту, меньшую, странствованием душ (гл. 5). Очевидно, здесь перед нами – та же мысль, что и христианское учение о наследственном грехе и грехе личном. Наибольшего же внимания заслуживает 9-я книга, где в гл. 3 «Εἰ πᾶσαι αἰ ψυχαὶ μία» [ «Все ли души – одна душа»] на основании единства мировой души объясняются, между прочим, чудеса животного магнетизма, в особенности наблюдаемое и теперь явление, когда сомнамбула на огромном расстоянии слышит тихо сказанное слово – что, конечно, должно предполагать цепь внутренне связанных с нею лиц. У Плотина выступает даже – вероятно, впервые в западной философии – уже давно распространенный тогда на Востоке идеализм: в «Enneades» (3, lib. 7, cap. 1) говорится, что душа создала мир, вступив из вечности во время, с пояснением: neque est alter huius universi locus, quam anima[35]; здесь даже прямо выражена идеальность времени словами: «Oportet autem nequaquam extra animam tempus assipere»[36]. Это jenseits (по ту сторону) служит противоположностью diesseits (по сю сторону) и есть очень часто встречающееся у Плотина понятие, которое он поясняет точнее через mundus intellegibilis et sensibilis, мир умопостигаемый и чувственный, а также через τὰ ἂνω καί τὰ κάτω[37]. Идеальность времени хорошо объяснена еще в гл. 11 и 12. Сюда относится также прекрасное замечание, что мы в своем земном состоянии не бываем тем, чем должны и хотели бы быть, и потому мы всегда ожидаем лучшего от будущего и надеемся на восполнение наших нужд, откуда и возникает будущее с его условием – временем (гл. 2 и 3). Дальнейшее указание на индийский источник дает нам изложенное Ямвлихом («De mysteriis», sectio 4, cap. 4 et 5) учение о метемпсихозе; затем там же (отд. 5, гл. 6) учение о конечном освобождении и искуплении из уз рождения и смерти («души очищение, завершение и избавление от рождения») и (гл. 12) «огонь при жертвоприношениях освобождает нас от уз рождения»; также и то встречающееся во всех индийских религиозных книгах понятие «обетование», которое по-английски передается как искупление – final emancipation[38]. Сюда, наконец, присоединяется еще (там же, отд. 7, гл. 2) сообщение об одном египетском символе, который изображает некоего творящего бога, восседающего на лотосе: очевидно, это Брахма-миротворец, сидящий на цветке лотоса, который выходит из пупа Вишну, – очень обычное изображение (см., напр.: Langles. «Monuments de l’Hindoustan», vol. 1, ad. p. 175; in Colemanns. «Mythology of the Hindus», tab. 5, u. а. mehr). Этот символ в высшей степени важен как неоспоримое доказательство индостанского происхождения египетской религии; столь же ценно в этом отношении и передаваемое Порфирием («De abstinentia», lib. 2) известие, что в Египте корова считалась священной и ее нельзя было убивать. Самый тот факт, рассказанный Порфирием в его жизнеописании Плотина, что последний, пробыв много лет учеником Аммония Саккаса, хотел отправиться с войском Гордиана в Персию и Индию, чему помешало поражение и смерть Гордиана, указывает на то, что учение Аммония имело индийское происхождение и что в данном случае Плотин намеревался почерпнуть его в более чистом виде из самого источника. Тот же Порфирий дал подробную теорию метемпсихозы, носящую совершенно индийский характер, хотя и обрамленную платоновской психологией: она содержится в «Эклогах» Стобея (кн. I, гл. 52, § 54).

§ 8 Гностики