Краткий курс по русской истории

Ночные сторожа служили плохою помехой лихим людям, напротив, даже помогали им и делили с ними добычу. Еще менее можно было обижаемому ждать помощи от обывателей: ни один домохозяин, говорит Олеарий, не решится высунуть голову из окна, а тем менее выйти из дома на помощь человеку, подвергнувшемуся нападению ночных разбойников, боясь, что последние сделают и с ним то же или еще хуже, подожгут его дом. Коллинс указывает и на другое явление: обыватель боялся подать помощь умирающему, котораго находил на улице, зная, что, если застанут его около мертваго тела, сейчас поволокут в Земский приказ, а там скоро не разделаешься. Оттого ночью по Москве нельзя было ходить без оружия и провожатых. Почти каждое утро на московских улицах поднимали несколько трупов; количество их страшно увеличивалось в праздники и особенно на Масляницу, когда к разбоям присоединялись многочисленные смертные случаи от пьянства. По замечанию Коллинса, в Москве не проходило Масляницы без того, чтобы не поднимали на улицах от 200 до 300 человек, погибших от той или другой причины.[302] В праздники множество пьяных валялось по улицам, никто не прибирал их и на другой день многие из них оказывались мертвыми. Поднятые на улице трупы отвозили на двор Земскаго приказа, где выставляли их на три или на четыре дня, чтобы родственники или друзья погибших могли взять и похоронить их; когда же никто не являлся, трупы отвозили в один «из убогих домов», бывших в Москве;[303] там их складывали в общую яму, в конце мая отпевали и хоронили всех вместе, иногда трупов по 300, по словам Коллинса. Лихие люди часто прибегали к особенному средству поживиться на чужой счет: они поджигали дома зажиточных людей, прибегали на пожар будто для спасения имущества и воровали в обширных размерах. Оттого пожары в Москве чаще случались по ночам, вспыхивали вдруг в нескольких местах. Ночныя убийства, воровство и пожары – вот обычныя явления московской жизни, отмеченныя иностранцами.[304] Кроме злого умысла, пожары происходили и от неосторожности. Записки иностранных путешественников о Москве наполнены известиями о пожарах. Не проходило почти недели без того, чтобы не сгорали целыя улицы. Пожары были, так сказать, привычным, ежедневным явлением, к которому относились довольно равнодушно; если пожар истреблял сотню или две домов, о нем и не говорили много; только тот пожар считался в Москве большим и оставлял по себе память, который истреблял по крайней мере 7 000 или 8 000 домов. Приехав в Москву в 1634 г., Олеарий увидел в Белгороде обширные пустыри с остатками сгоревших зданий; незадолго перед тем пожар обратил в пепел до 5 000 домов; погоревшие жили на пепелище в шалашах и палатках. Для предупреждения подобных несчастий ночью ходили по городу стрельцы и сторожа с топорами, которыми в случае пожара ломали соседния здания, домов 20, пока не доходили до ближняго угла или площади, и отвозили дерево дальше от огня; если же какое-нибудь здание надо было сберечь, его покрывали воловьей кожей, которую поливали водой. Впрочем, о сгоревших домах и не жалели много: что было подороже из имущества, хранилось в подземных кладовых, а дома скоро покупались совсем готовые на рынке, где их продавали тысячами; в короткое время и без особенных издержек их разбирали, перевозили в назначенное место и опять складывали. В Москве были плотники, которые в одне сутки ставили и отделывали дом. Легко понять, что это были за дома.[305] Лизек даже видел на рынке продававшуюся старую колокольню. Кроме того, в обширных лесных рядах продавалось столько строевого леса, что из него можно было, по выражению Мьежа, выстроить целый город.[306]