Краткий курс по русской истории

Начиная этот разбор с самой внешней стороны, нельзя не остановиться на неравномерном распределении житий в древнерусской письменности. Почти до половины XVI в. русское житие вообще довольно редкое явление в сборниках; еще реже сборники, составленные из одних русских житий. С половины XVI в., напротив, последния начинают стеснять другие отделы литературы. Так, по крайней мере, в известных теперь древнерусских рукописных сборниках: мнительный библиограф, дорожащий временем, с трудом отыскав два-три близких к автору списка жития, явившагося до половины XVI в., большею частию должен ограничиться тоскливым взглядом на массу позднейших списков, не отваживаясь на внимательный просмотр каждаго. Разумеется, самая литература житий стала быстро разростаться после соборов о новых чудотворцах и меньше пострадала в письменности от времени; но обоих этих обстоятельств едва ли достаточно для объяснения указанной неравномерности. Притом не следует забывать, что любовь к старой книжке была знакома русским грамотеям XVI–XVII вв. едва ли в меньшей степени, чем позднейшим московским библиографам. Есть основания думать, что значительная доля действия в этом явлении принадлежала развитию в читающем обществе охоты к чтению житий отечественных святых. Ниже увидим, что этот факт не остался без влияния на литературную историю жития.

Можно заметить другую черту в письменности житий, уже более литературнаго свойства. Жития многих известных церкви святых Древней России не сохранились даже в предании и, по-видимому, вовсе не были написаны. Значительное количество уцелевших житий – позднейшия переработки или редакции исчезнувших биографий. Наконец, из сделаннаго выше обзора можно видеть, какое большинство житий дошло до нас в нескольких, иногда многочисленных редакциях: 150 житий, разсмотренных нами, представляют до 250 редакций. Редакция вообще настолько важна для критической оценки жития, чтобы разсмотреть внимательно ея происхождение.

В самой форме распространения житий лежал элемент редакции: письменность отдавала первоначальный текст и состав литературнаго произведения на жертву недосмотрам и произволу писца. Личный авторский элемент ценился очень мало и мало имел прав на более высокую цену. По своему сложному строю жития были наиболее доступны изменению, а по содержанию своему они преимущественно составляли тот отдел произведений, который переписывали для собственной душевной пользы или для теснаго кружка: согласно с таким ограниченным назначением считали естественным сокращать или дополнять их при переписке по личному разумению или вкусу и с такими переменами пускать в дальнейшее обращение. Совет игумена Алексея, биографа Геннадия Костромскаго, чтобы переписчик «ся тщал на прямыя точки и запятыя, да не погрешил бы ся разум писанию, якоже мы душу полагаем за истинныя словеса и за точки», можно объяснить авторским страхом перед тем крайним пренебрежением, с каким писцы относились к тексту литературных памятников.

Не лишены значения в литературной истории редакций некоторыя внешния случайности, соединенныя с письменной формой распространения житий. Иногда житие, написанное начерно, на свитке, благодаря равнодушию или безграмотности братии ложилось в кладовую без употребления, портилось и потом извлекалось на свет Божий в таком виде, который делал необходимым новую обработку. Иногда биография, составленная для немногочисленной братии, долго обращаясь среди нея в единственном списке, исчезала в руках сторонних читателей или погибала во время пожара, неприятельскаго нашествия, вследствие разброда братии: все это заставляло потом воспроизводить по памяти утраченное житие.