Прасковья не удивилась. Вот они и встретились. «Чтоб мы увиделись хотя б на краткий миг…» — вспомнила она строчку из его стихотворения — единственного читанного ею. Кстати, почему «краткий миг»? Раз миг — значит краткий; она тогда не обратила внимания.
Во время их жизни он никогда не показывал ей своих стихов — кстати, почему? — а то единственное стихотворение, которое она прочитала, было в блокноте, что принёс Родион. Уже после. И вот сегодня этот «краткий миг» наступил, и они встретились. Значит, чего ж удивляться?
Он не видел её, потому что сидел вполоборота к окну, а она стояла и смотрела, смотрела, смотрела. Точно такие же плотные кудри, только наполовину седые. Соль с перцем. Твидовый пиджак в ёлочку — под цвет кудрей: он всегда удачно подбирал одежду. Он что-то почувствовал и обернулся. И мгновенно узнал. Несколько секунд они смотрели друг на друга. Потом он стал медленно подниматься, опираясь о край стола. Или ей показалось, что медленно. Вспомнилось давнее: в день их свадьбы он впечатлил директрису родительской школы тем, что никогда не сидит, когда женщина стоит. Они стояли и смотрели друг на друга, не говоря ни слова.
Она жадно впитывала его облик, насыщалась им. Похудел, постарел, глубокие морщины на лбу, у глаз, возле рта. На правом виске шрам, частично прикрытый волосами. Те же внимательные глаза, но совсем не голубые, как было прежде, а совершенно серые. Или, может, освещение тут такое. Белая рубашка с расстёгнутым воротом, кажется, льняная; ему, как и ей, всегда нравился лён.
— Можно я присяду? — наконец выговорила она.
— Да, конечно, — очнулся он. Отодвинул ей стул. — Памятным ей, неповторимо элегантным движением он помог ей снять шубу, но потом долго и неловко возился с вешалкой, кажется, у него дрожали руки; наконец сумел повесить.
Несколько минут сидели и смотрели друг на друга. У него на правой руке — тонкое обручальное кольцо, как было когда-то. Кольнуло что-то вроде ревности. Что у неё тоже есть кольцо, и не только кольцо, но и муж есть — она напрочь забыла. Стёрлось из сознания.
— У тебя есть жена? — указала она глазами на кольцо.
Он несколько секунд, прищурившись, смотрел на неё, словно пытаясь понять, о чём она. Потом утвердительно качнул головой.
— Когда ты приехал? — спросила она. Было трудно говорить. Просто технически трудно: не выговаривались слова.
Он снова смотрел на неё, как будто не понимая. Потёр лоб, словно соображая, и ответил:
— Сегодня. Прямо сейчас.
— А где ты живёшь? — она тоже очень плохо соображала.
— Здесь, — он показал взглядом вверх, — в этой гостинице.
Подошёл официант. Она заказала зелёный чай и тотчас о нём забыла. Они сидели и молча смотрели друг на друга.
— Ты приехал один? — спросила наконец она, имея в виду его жену.
Он опять сделал видимое усилие, чтоб понять. Наконец понял и кивнул.
— Зачем ты приехал? — после паузы сумела сформулировать она.
Он на несколько секунд задумался, чуть сморщив лоб, и наконец ответил:
— Не знаю.
— Как не знаешь? — удивилась она. — Ты же зачем-то приехал?
— Чтобы быть здесь. — Он помолчал, словно пытаясь сообразить, что бы ещё сказать, но не придумал и проговорил только:
— Лучше я не умею объяснить.
Они ещё некоторое время молчали. Может быть, долго. Прасковья попыталась пить свой зелёный чай, но получалось плохо: чай совсем остыл.
Он тёр лоб, закрыв лицо ладонью. Прасковья почему-то всё время видела его обручальное кольцо.
— Парасенька, — обратился он к ней тем давним именем, которым её никто никогда больше не звал и от которого у неё заболело внутри. — Я приехал потому, что мне это было разрешено. Раньше не разрешалось, — он внимательно глядел в свою недопитую кофейную чашку. — Тебе, надо полагать, сообщили, что я погиб. — Она коротко кивнула. — А я, к счастью или к несчастью, выжил, — он болезненно поморщился. — Спасли меня самые что ни наесть международные террористы, враги рода человеческого, — он одновременно поморщился и усмехнулся. — А наши воины света за то, что выжил, ну и так, по совокупности заслуг, упекли в наш чертовский Гулаг. Я и не знал, что у нас это есть. Притом вовсе не в Сибири. Это был элегантный, современный, усовершенствованный Гулаг, вернее, шарашка при нём. Впрочем, там я приобрёл много ценных навыков и умений. И даже кое в чём продвинул нашу дьявольскую науку. Такой вот curriculum vitae. О тебе я кое-что прочёл в интернете за последние три дня. До этого текущих новостей я был лишён. Восхищён, но не удивлён твоими успехами.
Он говорил монотонно, точно докладывал начальству, и в конце доклада словно выдохся и безмерно устал. Прасковья жадно смотрела на него и молчала. Не могла говорить. Они ещё посидели молча, неотрывно глядя друг на друга.
— Парасенька, может быть, хочешь поужинать? Ты ведь с работы, как я понимаю, а здесь, кажется, несколько приличных ресторанов, — в его голосе была смертная тоска.
2